Вскоре после приезда я не выдержал, сорвался однажды сместа, кинулся очертя голову в город — и в тот же день вернулся ни с чем: в домдоктора меня просто не пустили. С дерзостью отчаяния выскочил я из извозчичьихсанок у знакомого, теперь страшного подъезда, с ужасом взглянул наполузавешанные окна столовой, где столько дней просидел я с нею когда то надиване, — тех осенних, первых наших дней! — дернул звонок… Дверьотворилась, и я очутился лицом к лицу с ее братом, который, бледнея, раздельносказал мне: — Отец не желает вас видеть. Она же, как вам известно, вотсутствии.

Это был тот гимназист, что так бешено носился в ту осень сВолчком вверх и вниз по лестнице. Теперь передо мной стоял мрачный, оченьсмуглый юноша в белой косоворотке офицерского образца, в высоких сапогах, спробивающимися черными усами, с непреклонно-злобным взглядом маленьких черныхглаз, от смуглости малахитово бледный. — Уходите, пожалуйста, —прибавил он тихо, и видно было, как под косовороткой бьется его сердце.

И все-таки всю зиму, каждый день, я упорно ждал от нееписьма, — не мог поверить, что она оказалась столь каменно-жестокой.

Весной того же года я узнал, что она приехала домой своспалением легких и в неделю умерла. Узнал и то, что это была ее воля — чтобыскрывали от меня ее смерть возможно дольше.

У меня сохранилась до сих пор та тетрадь в коричневомсафьяне, что она купила мне в подарок из своего первого месячного жалования: вдень, может быть, самый трогательный за всю ее жизнь. На заглавном листе этойтетради еще можно прочесть те немногие слова, что она написала, даря еемне, — с двумя ошибками, сделанными от волнения, поспешности,застенчивости…

Недавно я видел ее во сне — единственный раз за всю своюдолгую жизнь без нее. Ей было столько же лет, как тогда, в пору нашей общейжизни и общей молодости, но в лице ее уже была прелесть увядшей красоты. Онабыла худа, на ней было что-то похожее на траур.

Я видел ее смутно, но с такой силой любви, радости, с такойтелесной и душевной близостью, которой не испытывал ни к кому никогда.

1927–1929. 1933. Приморские Альпы