– Не переживайте об этом, – поспешно заверил он.

– О нет. Просто я рада за тебя, Тристан.

– Рады? – побледнел он.

Глаза матери сияли такой теплотой, что у него перехватило дыхание.

– Конечно. Я так сильно желаю, чтобы ты был счастлив! Жена поможет тебе прийти в себя.

– Ах вот в чем дело. – Тристан развеселился. – Не могу сказать, что я не в себе.

– Все офицеры после войны чувствуют себя потерянными. Как выброшенные на берег рыбы. А теперь расскажи мне все. Девушка, совершенно очевидно, была влюблена в тебя с тех пор, как начала заплетать косы, а вот с твоей стороны, признаюсь, я особого влечения к ней не замечала.

Она смотрела на сына с надеждой. Тристан в это время прокручивал в голове откровение о том, что Сесиль давно запала на его персону. Между тем горничная продолжала бегать туда-сюда с вазой – девушка всегда походила на мышь, а сегодня особенно. Голова опущена, щеки горят; неужели подслушивает?

– Не сомневаюсь, что Рочестер рекомендовал ее в качестве невесты от чистого сердца.

– Милый, у твоего отца нет сердца.

– Пожалуй, я оставлю это без комментариев.

А мама сегодня другая. Мелькают проблески былого здравомыслия, наверняка пробудившегося в предвкушении свадьбы. Вот же черт…

– Кто бы подумал, что такая скромная девушка привлечет твое внимание? – мечтательно проговорила она. – Впрочем, тихони всегда становятся хорошими женами.

– Пожалуй, – протянул Тристан.

– Я ужасно счастлива, – вздохнула мама, в очередной раз сделав попытку улыбнуться уголками губ.

У Тристана сжалось горло.

– А я рад видеть вас счастливой.

Мама похлопала его по руке:

– Ты должен ее куда-нибудь пригласить. – Она взяла со столика письмо. – Леди Уиклифф пишет, вы живете в нескольких улицах друг от друга. Как я поняла, они переселились туда на лето, чтобы вам быть поближе друг к другу, дать тебе время лучше познакомиться с невестой. А ты до сих пор даже не устроил ей прогулку по Оксфорду.

Тристан застыл от ужаса. Они перебрались в Оксфорд ради него?

– Леди Уиклифф очень много суетится.

– А как же иначе? Мы, женщины, всегда беспокоимся о своих подопечных. Хорошо воспитанная юная леди заслуживает того, чтобы за ней красиво ухаживали, особенно если учесть, – голос матери стал более строгим, – что жених имеет прошлое. Ты не должен заронить ни тени сомнения относительно своих чувств, если не хочешь, чтобы нареченная переживала.

Тристан заерзал на стуле:

– Честно говоря…

– Почему бы тебе не пригласить их на пикник? Или еще лучше – покататься на лодке?

Перед внутренним взором Тристана предстала картина: он сам, Сесиль, доморощенная поэтесса, и мать женщины, которую он недавно дефлорировал, вынужденно сидят рядышком в болтающейся на волнах лодке… Лучше еще раз перейти через Гиндукуш!

– О, какое чудесное небо, – проговорила мама, с тоской уставившись на полоску синевы за окнами. – На улице тепло? Я бы не против совершить путешествие.

– Отлично, – поспешно сказал Тристан. – Как насчет… допустим, Индии?

Графиня удостоила сына недоуменным взглядом:

– Я имела в виду ротонду.

Ротонда, от которой до дома меньше полумили…

– Кэри, – обратилась мама к камеристке, – что ты думаешь о прогулке к ротонде?

Кэри, маячившая в глубине комнаты подобно заспанному призраку, встрепенулась:

– Не знаю, миледи. – Тревога в ее голосе была осязаема. – Может быть, сегодня лучше ограничиться прогулкой до фонтана?

До фонтана. Две сотни ярдов от дома.

Путешествие морем с больной женщиной в новую жизнь, намеченную лишь в общих чертах, все менее и менее походило на четкий план. А был ли он вообще, четкий план? Или это всего лишь нереальная мечта: увезти мать в безопасное место и одновременно избежать матримониальных намерений Рочестера?

А если сказать ей? Мама, ваш супруг использует вас как наживку, и оставаться в доме небезопасно. А вдруг скончается на месте? Она и без того слабела на глазах, перевозбудившись от разговоров и предсвадебных волнений.

– Кэри прочла мне твои стихи, – пробормотала мама в спину Тристану, когда он уже был на полпути к двери. – Я горжусь тобой.

Какой-то недвусмысленный подтекст в ее голосе заставил Тристана вздрогнуть. Он обернулся. Мамин взор затуманился. Возможно, она уже не видела сына.

– А Рочестер тебя не презирает. Он боится, что ты станешь таким, как я.

Сумасшедшим. Вот что она хотела сказать. Тристан замер как вкопанный.

– Странные вещи вы говорите, мама.

Конечно, и ему самому порой приходило в голову: а не передаются ли душевные расстройства по наследству?

Мама покачала головой, словно он высказал вслух эту мысль:

– Для твоего отца я большое разочарование. Да и для всех прочих, осмелюсь сказать. Его гнев частично основан на страхе, Тристан. Но ты, милый, не должен бояться. Ты взял у меня самое лучшее, не унаследовав проклятие. В твоем возрасте я долго страдала от разных болезней. К несчастью, Рочестер не из тех, кто видит нюансы; для него все одно и то же.

Тристан сделал шаг к постели.

– Никакого проклятия на вас нет. Зачем вы мне все это говорите?

Мама уже погружалась в сон – или притворялась, что погружается. Тристан еще немного постоял и ушел; его инстинкт вопил, предупреждая о грядущих неприятностях.

В коридоре, в нескольких ярдах от двери комнаты, затаился Джарвис, слуга Рочестера. Счастье, что граф не заслал шпиона к сыну в спальню.

– Милорд, – послышался за спиной женский шепот, и следом в коридор выскользнула Кэри. Заметив Джарвиса, она резко остановилась; темные глаза под капором расширились и тут же уставились в пол.

Тристан инстинктивно загородил ее своим телом от слуги.

– Да, Кэри?

Кончики ее ушей покраснели – обратилась первая и без спроса, страх перед Джарвисом… Девушка подняла голову, стараясь не смотреть Тристану прямо в глаза.

– Простите, милорд, – прошептала она в крайнем смущении. – Позвольте поздравить вас с помолвкой.

И она прошмыгнула мимо, опустив напряженные плечи.

С утра четверга до одиннадцати вечера пятницы время тянулось медленнее, чем внесение поправок в Закон о правах женщин. У Люси было достаточно возможностей отменить решение опять пригласить негодяя в свою постель, и она колебалась. Как это непривычно для нее – томиться в напряженном ожидании мужчины! На душе было неспокойно. Внутри все переворачивалось при одной мысли о том, как Тристан снова лениво развалится на одеялах в гостиной. Когда он, пригнувшись, вошел через кухонную дверь, невозмутимый и распространяющий вокруг аромат самого себя с легкими нотками древесного дыма, Люси уже взвинтила себя.