– Было ли в этих историях то, что тебе понравилось?

Вопрос сулил обещание. Признайся мне в своих желаниях, даже самых потаенных.

А ведь Тристан сделает все, о чем она попросит. Люси бросила взгляд на него, прекрасного в своей наготе, и на миг опьянела от возможностей, которые открывал перед ней столь беспринципный любовник, не отягощенный моральными нормами. Может, это и есть то, что называют свободой?

Однако сегодня их последнее утро. Как договорились.

– Тебе пора.

Тристан медленно перевел взгляд на часы, украшавшие каминную полку:

– Ты совершенно права. – Он отпустил ее волосы. – Как невежливо с моей стороны.

Он наклонился и поцеловал Люси в лоб. Губы были мягкими и дразнящими. Должно быть, у него каменное сердце – утешает таким интимным жестом, а затем уходит, не оглянувшись.

Тристан между тем наклонился за жилеткой, небрежно брошенной на пол рядом с любовным гнездышком.

Солнечные лучи упали прямо ему на спину, обозначив сетку поблекших белых линий, покрывавших торс от плеч до поясницы. Люси коснулась их ладонью и моментально догадалась о происхождении шрамов.

– Я полагала, в армии телесные наказания давно вне закона. Хотя, насколько мне известно, дворян наказаниям вообще не подвергали.

Тристан застыл в оцепенении:

– Армия здесь ни при чем.

Он встал на ноги, и смутивший Люси узор исчез под тонким хлопком. Но она все не могла успокоиться:

– Директор школы?

Уж если ее что-то беспокоит, она должна это расследовать.

Тристан повернулся лицом, застегивая подтяжки:

– Думаю, директор время от времени мечтал это сделать, но тут он не виноват.

Люси похолодела:

– Рочестер.

От Тристана не укрылось выражение ужаса на ее лице. В ответ он лишь пожал плечами:

– Многие отцы наказывают сыновей. Сбережешь розги – испортишь дитя.

– Это не наказание, – хрипло проговорила она. – Это издевательство. Наверное, он велел избивать тебя до полусмерти.

– О, отец делал это собственноручно. Надо отдать ему должное.

Лицо Тристана оставалось невозмутимым, однако под невозмутимостью Люси разглядела щуплого подростка с окровавленной спиной, кричащего от боли, и волна возмущения пронеслась по ее телу. Она резко вскочила на ноги.

Тристан замер в процессе застегивания пуговиц и впился в нее глазами. Только тут Люси поняла, что стоит перед ним обнаженная.

Она скрестила руки на груди:

– То, что творил с тобой Рочестер, – непозволительно!

– Как же ты прекрасна в ярости и бесстыдстве, – прошептал он и прижал ее к себе.

Внезапно ощутив одетого мужчину всем своим обнаженным телом, Люси испытала шок. Теплая ладонь Тристана тем временем медленно скользнула по ее спине и недвусмысленно задержалась внизу.

Тристан знал, что делает. Он мог разбудить ее чувства, изменить настрой одним умелым прикосновением.

Вот она, горькая правда: Люси не желала, чтобы это утро стало последним.

На миг она подумала, что, наверное, так все и начиналось для презренных душ, которые закончили свои дни в опиумных притонах, – с мысли: еще один раз.

Она внимательно присмотрелась к Тристану. Ресницы опущены; стоит, глубоко погруженный в свои ощущения. Но сам никогда первым не попросит. Самец распускает перья, самка выбирает.

А значит, вполне допустимо предложить самой.

– Я хочу опять с тобой увидеться.

Тристан открыл глаза, и у Люси внутри все оборвалось. Что она ненавидела больше всего – так это просить о чем-либо, особенно у Тристана.

Он погладил ее пониже спины и хриплым голосом спросил:

– Когда?

Люси немного расслабилась.

– В ближайшее время. Но только не здесь.

– Я что-нибудь придумаю. – Тристан приподнял ее подбородок, заставив взглянуть себе в глаза. – Однако теперь нужно установить определенные правила.

Она прищурилась:

– Еще какие-то правила?

– Да. Две ночи – случайность. Три – результат обдуманного решения.

– И это повод для беспокойства? – Его недомолвки что-то скрывали.

Он покачал головой:

– Нет. Порой связь может продлиться дольше, чтобы утолить специфические желания. Однако для этого нужно, чтобы ты изложила мне свои требования.

– И в чем польза, если я сформулирую свои ожидания? – скептически хмыкнула Люси.

– Чтобы свести к минимуму досадные недоразумения.

А ведь он не новичок в подобных ситуациях, мрачно подумала Люси, выпутываясь из кольца его рук, чтобы взять халат.

– Осторожность. – Она вновь повернулась к Тристану: – Мне нужно, чтобы ты проявлял благоразумие. Одно слово, и моей деятельности, и моей репутации придет конец.

– Ты очень рискуешь, моя дорогая.

Люси как никогда остро чувствовала это.

– Если что, я без зазрения совести возьму твои книги в залог и потом буду шантажировать, – хладнокровно заявила она.

– Мило, – пробормотал он. – Что-то еще?

– Честность, – добавила Люси.

– Честность, – повторил Тристан, словно пробуя слово на вкус.

– Да. Без честности не может быть доверия.

– О, дорогая, – криво усмехнулся он. – Второе правило: не доверяй мне. Не доверяй мне всецело и слепо.

– Почему?

– Потому что я и сам себе не доверяю до такой степени.

– Чудесно. – Она тоже скривилась. – А твое первое правило?

– Не влюбляйся в меня, – произнес Тристан добродушно.

Однако его взгляд был как никогда серьезным.

– Сколько писем у нас на настоящий момент?

Люси вопросительно посмотрела на Катриону. Сегодня был не понедельник, однако дополнительная деятельность по изменению содержания журналов и обновлению издательского дома требовала внеочередных собраний.

– Пятнадцать тысяч триста, – ответила Катриона. – Плюс-минус те, которые застряли на почте.

– Отлично. Перейдем к следующему пункту, – откашлялась Люси. Отлично, черт побери!– Есть новые предложения насчет публикации нашего доклада?

Все покачали головами. Пальцы Люси взволнованно сжали авторучку. Сейчас подходящее время объявить, что она – по крайней мере, теоретически – снова владеет контрольным пакетом акций «Лондонского печатного двора». К несчастью, совершенно невозможно сообщить правду о том, как она этого добилась. К тому же сейчас Люси была скорее рада новой идее: постепенно расшатывать устои, обновляя периодику. И тем не менее пора бы более серьезно отнестись к поиску решения насчет доклада.