— Женя, я тебе все объясню потом, а сейчас поверь, я не мог иначе, это творение не мое и не мне решать его участь.

Немного успокоившись, Евгений взял дрожащей рукой стакан, не чокаясь выпил вино и после непродолжительного молчания бесстрастно сказал:

— Дезик, я тебе верю, я видел, что с тобой творилось, ты писал правой искалеченной рукой и это было чудо, а я при этом смотрел на обыкновенное серое небо, такое, как сейчас, но только светлее и не более. — Повернувшись ко мне, резко спросил:

— Ну, а ты что созерцал, только не говори «ничего», я же видел твои глаза, или ты притворялся, играл на публику? Ну, рассказывай, что с тобой происходило?

— Женя, не горячись, то, что с ним происходило, это только для него, как я тебе говорил, если он расскажет, потом ему будет плохо. Поверь, один раз он мне почитал, это было нечто прекрасное, не от мира сего, но потом ему стало физически плохо, он мучился, я понял, что это было предупреждение, а если он сейчас прочтет — то может быть еще хуже, а насколько я даже не могу себе представить, давай лучше выпьем.

Евгений отмахнулся от предложения и, опять обращаясь ко мне, продолжил:

— Заморочил Дезика, со мной не получится, я тебя насквозь вижу. Дэзик гений, а ты аферист, более того, ты хочешь показать мне, что вы оба особенные, а я со всеми своими наградами и титулами никто. Так, поссать вышел. Я не могу понять, зачем это тебе нужно, сейчас я пьян, но со всем этим потом разберусь обязательно. А теперь уходи, ты мне неприятен. Ну? — с трудом сдерживая гнев, Евгений уставился на меня.

Дод умоляюще смотрел на меня, но я уже не мог молчать. Рассказывать о виденном не стал, все равно ничего бы не получилось, и после недолгого молчания собравшись с духом, прочел посланные мне небом стихи, не очень вникая в их смысл, но любуясь их красотой, которая вошла и стала частью меня. Мужчины слушали молча. Дод сидел с закрытыми глазами, сжимая побелевшими пальцами пустой стакан.

Глаза Евгения расширились, и он, не мигая и кажется не дыша, слушал, а когда я окончил, большими глотками допил вино и, не глядя на меня, хриплым голосом спросил:

— Как я уже понимаю, ты эти стихи каким-то образом увидел на небе или услышал и хочешь сказать, и они тоже не твои?

Я согласно кивнул.

— И что же ты собираешься с ним делать? — Евгений обреченно опустив голову и не глядя на меня, не веря в мое согласие предложил — Давай я его для начала напечатаю под твоим именем, потом я знаю, что с ним делать, оно принесет тебе славу.

Я отрицательно покачал головой.

— Этого нельзя делать, по крайней мере, сейчас.

Замолчали. Первым нарушил молчание Евгений.

— В глубокой древности поэтов было очень мало, их называли оракулами и считалось, что они принадлежат богу и через них он говорит с людьми особым способом, языком образов, а поэт воспроизводит их посредством рифмованных строк. Долгое время считалось, что язык образов доступен только избранным, особым людям. А потом показалось, что этот язык вовсе не обязателен, можно просто научиться слагать стихи и все.

Со временем стали появляться поэтические учебные заведения, в которых желающих обучали приемам стихосложения. Пройдя обучение, научившись слагать, ах какое слово, эти люди стали называть себя поэтами, при этом полностью игнорировалось основное отличие поэта — быть гласом божьим, осознавать и чувствовать в себе его присутствие. Некоторые из них понимали это и скромно называли себя по-разному, вкладывая один и тот же смысл, например стихотворец, а большинство, продолжают безответственно называть себя поэтами. На самом деле, какие там поэты без бога в сердце и голове. С появлением рифмованных произведений — стихов древние философы и не только они делали попытки объяснить, чем эти стихи отличаются от истинно поэтических, божиих произведений. В том, что они отличаются они чувствовали интуитивно. Одним из первых сделал попытку ответить на этот вопрос был Аристотель результаты своих исследователей он изложил в толстенной книге под названием «Поэтика». Если хочешь найди ее и прочти, это очень интересно. Особенно большой вклад в это дело внес, надеюсь тебе известный хотя бы понаслышке, древнеримский поэт Гораций. Его рассуждения и выводы представлены в книге под названием «Искусство поэзии». Несмотря на различные взгляды на этот предмет все исследователи едины в одном, рифмование слов — это ремесло, а поэзия — творчество. Ты, конечно, можешь возразить, мол заменили один вопрос другим. На самом деле это не так.

Рифмованные произведения, я их буду называть просто стихами, создавать не так уж сложно, это, по сути, зарифмованная проза. Они кроме информации ничего не несут и писать их можно научить любого, а поэзия — это краткое, концентрированное выражение того, что нет в прозе. По твоим глазам я вижу, что ты не удовлетворён этой формулировкой. Хорошо, зайдем с другой стороны. Стихи пишутся головой точнее, другими словами это продукт деятельности мозга. В поэзии голова вообще не участвует, она создается сердцем, душой. И еще, поэтическое произведение передается от автора к читателю от сердца к сердцу, вызывая у последнего эмоции. Стихи передают информацию от мозга к мозгу и ни о каких эмоциях тут и речи нет. Теперь надеюсь понятно?

Я молча кивнул головой в знак согласия. Евгений посмотрел на меня с сомнением, а потом продолжил:

— Что интересно между стихотворцами и поэтами нет антагонистического противостояния потому, что ремесло стихосложения позволяет сформировать определенные навыки у любого пишущего, оно необходимое, но недостаточное, чтобы стать поэтом. Ты понимаешь, о чем я.

— Кажется я понимаю, о чем вы, но у меня есть вопрос — а как же белый стих? В нем же нет рифмы. Это проза или поэзия?

— Я дополню вопрос. А как же верлибр? Ответ прост, рифмованный стих, белый стих, верлибр — это форма изложения текста и к содержанию текста неважно, поэтический он или нет, не имеет никакого отношения. Определяющим является содержание, а никак не форма. Просто рифмованная форма наиболее распространенная и ее часто отождествляют с поэзией, а