сильно, что они не сумели сдержать рвущегося наружу восторга и… суеверного ужаса. Заметив страх в глазах самого молодого, я сразу вспомнил, что этот мост ведет к бурому скальному пику, в чьем чреве погребены те, кто был жестоко замучен назад. Многие боятся гнева мертвых, забывая, что бояться следует подлости живых…

Жестоко замученные… эти слова опять всплыли в моем разуме, и я тревожно повернулся к стоящей рядом сильге, но с моих губ не сорвалось ни звука — я снова прочел в чужих глазах все ответы. Она помнила, знала и боялась. Ее пальцы нервно стиснули рукоять меча, она сделала крохотный шажок в сторону моста, в то же время подаваясь назад верхней частью тела назад.

Если верно утверждение, что души жестоко пытаемых до самой смерти несчастных обращаются в нечто злобное и потустороннее… то сколько же кхтунов может оказаться в той уже древней гробнице?

* * *

Они придержали лошадей и отстали.

Сначала я не понял. Перестав слышать стук копыт, я в недоумении оглянулся и увидел всех своих спутников в десятке шагов позади меня. Все они такие разные, жители гор и долинная сильга, смотрели на меня с удивительно одинаковым выражением лиц. Легкое ожидание, снова немного суеверного страха, беспокойство и… какое-то детское нетерпение.

Удивленно моргнув, я глянул вперед, но не увидел ничего нового. Моя лошадь в шаге от того, чтобы ступить на покрытый снегом высеченный и украшенный самой природой великолепный арочный мост. Вблизи пересекающая глубокое ущелье путеводная нить оказалась куда шире и прочнее, чем казалось издалека. Тут пройдет и солидная повозка, а проглядывающий сквозь снег и лед мрачный камень выглядел прочным и нерушимым. И… проклятье…

— Да быть не может! — вырвалось у меня, и я рывком обернулся — Быть не может!

Сильга поспешно отвернулась, но продолжила смотреть на меня искоса. Старый Часир поднял глаза к проплывающему над самой головой серому плотному облаку, глядя на него с таким удивлением, словно видел в первый раз. Его внуки уставились вниз, с предельным вниманием изучая оставленные моей лошадью следы, будто надеясь прочесть в них что-то сокровенное…

— Быть не может! — повторил я и… громко рассмеялся.

Перекаты моего смеха отразились от моста и стена ущелья, дробным эхом разлетевшись в разные стороны. Отсмеявшись, я глянул на смущенную сильгу, что прятала лицо в капюшоне и укоризненно покачал головой:

— Даже ты? Веришь в эту глупую байку?

Кашлянув, девушка в еще большем смущении взглянула прямо на меня:

— Ну… обыкновенно я не верю… но мост такой сказочный, как и все вокруг…

— Ну да — буркнул я, отворачиваясь и пришпоривая коня — Ну люди…

Неискоренимое глупое суеверие! А ведь в юности и я верил в эту глупость…

Палачи и мосты.

Мы, палачи, чем больше пытаем и убиваем, тем тяжелее становятся наши грехи. Этот незримый груз тянет палачей вниз — в огненную тьму Раффадулла. И если милосердная земля нас еще как-то держит — хотя по слухам особо матерые палачи порой вязнут и в ней. А вот мосты… мосты тяжести грехов мерзких не выдерживаю и рушатся. И коли верить этой байке, то за минувшие века палачи порушили чуть ли не сотни мостов, рухнув вместе с ними на дно ущелий или в речные воды, заодно утянув с собой на тот свет тех несчастных бедолаг, кого угораздило оказаться на мосту в то же время…

Темные крестьяне верят в эту историю всей душой. Не переубедишь — а я пытался. Помню, как несколько лет назад дурным зайцем прыгал посреди одного из подгнивших мостов, что вел через узкую речушку. Устал прыгать, а переубедить не сумел. И поторопился прочь, когда услышал под собой влажный хруст. Потом уже, дней через восемь, сидя на заднем дворе одного из трактиров, услышал, что тот мост рухнул спустя полдня после моего ухода. Что только укрепило веру в старую байку…

Но ведь все знают откуда эта дурацкая легенда берет свой исток — древним королевским указом палачам запрещено ступать на любой из трех знаменитых мостов, что ведут к королевскому дворцу. Сам дворец высится на расположенном посреди столицы озере и попасть в него можно только с помощью одного из мостов — по еще более древнему указу никто не смеет осквернять чистейшие озерные воды ни собой, ни лодкой али плотом. Так королевская династия избавила себя от угрозы посещения таких грешников как палачи. Благодаря тому указу родилась еще одна легенда, что гласит о некоем приговоренном узнике королевских кровей, что заключен в глубоких дворцовых подвалах…

— Оф! — на горский манер выдохнул я и одновременно с этим уставший конь сделал первый шаг на звоном отозвавшийся мост.

Еще шаг… и еще…

Тяжелый нерукотворный мост даже не заметил такой мелкой песчинки как замерший палач на усталой лошади. Подкованные должным образом копыта не скользили на льду, и я неспешно пересекал мост, вскоре оказавшись на его середине и над бездной. Здесь я ненадолго замер, вглядываясь в далекую воду, что злобно ревела глубоко внизу. Сапогом я задел несколько вздымающихся ледяных шипов и… они со звоном и треском завалились, полетев вниз и увлекая за собой лес сосулек. Затрещавший раскалывающимся льдом мост окутался белым облаком снежной искристой пыли, накрывая меня морозным колким выдохом…

— Рург! — испуганный крик сильги резанул уши, я в испуге оглянулся и… рассмеялся, увидев ужас на ее лице.

Вытаращенные глаза, округленный в крике рот, сдернутый на плечи капюшон и взметнувшиеся на ветру вплетенные в волосы красные нити. Опомнившись, Анутта сердито сжала губы, послала лошадь вперед и мрачно заявила:

— Глупая детская шутка!

— Да я и не…

— Не пристало взрослому мужу такое!

— Да я и не — попытался я снова, но… понял, что это столь же бессмысленно, как пытаться разуверить темных селян в том, что под грешными палачами рушатся мосты и обреченно махнул рукой.

Зло фыркавшая сильга — как есть разозленная кошка — поравнялась со мной и чуть подала лошадь в сторону, пропуская спешащих обогнать нас молодых горцев. Ох уж эти гордые мужчины, что не позволят женщине хоть в чем-то превзойти их — особенно в храбрости… Опять рассмеявшись — неужто я когда-то был таким же юнцом, стремящимся что-то доказать? — я подбодрил лошадь мягким толчком пятки в бок, обгоняя сильгу и пристраиваясь за горцами.

— Какова красота — выдохнул я, с высоты моста глядя на пугающее, но все же невероятное горное приволье.

Все выглядит так, будто райские горные луга Светлой Лоссы совсем рядом — может во за той светлой