облачной стеной, что клубится на краю каменистого плато? И попав туда волей случая еще при жизни — не удастся ли там задержаться? Или светлая облачная муть не пропустит такого грешника как я? Мягко оттолкнет или даже жестоко отшвырнет грязного палача прочь и…

— Кто?! — звонкий перепуганный крик сильги ударил меня в спину, и я сам не понял, как меч с красной рукоятью оказался у меня в руке. Не передать сколько силы и испуганной ярости звучало в ее голосе, что тут же повторил требовательный окрик — Кто?! Явись! А вы — назад! Назад!

Молодые горцы натянули поводья, обернулись в удивлении… и крайний левый вдруг упал. И то, как он упал, обмякнув, соскользнув бесшумно и гибельно как лед с края крыши, головой вниз, заставило меня сначала пригнуться и пришпорить лошадь и лишь затем тревожно и хрипло закричать — вдруг испугаю или собью с шага невидимого врага. А враг был. И через миг я увидел ее.

Она будто вытекла на мост, настолько бесшумной и грациозной она была. Белоснежная огромная кошка с пышной сероватой гривой и мерцающими янтарными глазами с кровавым отливом. Приоткрыв пасть, она явила нашим оторопелым взглядам десятки прозрачных длинных клыков и черный зев. Вырвавшийся из пасти тихий презрительный рык говорил о многом — пред нами стоял грозный сильный хищник, что не привык бояться.

Что это за тварь?

Никогда в жизни я не видывал ничего подобного…

А через мгновение стало ясно, что я вообще ничего не видел в этой жизни — когда густая грива вдруг шевельнулась и среди серой шерсти мелькнуло что-то юркое… Я завалился в сторону, успев выпростать ногу из стремени. И отмахнулся мечом. Лезвие с гулом разрезало стылый воздух и коротко прозвенело, когда столь же холодный металл столкнулся с чем-то… полетевшим в мою сторону. Извернувшись, я спрыгнул и с криком рванулся вперед.

— Рург! Не мечом! — крикнула сильга, что успела, как и я упасть с лошади и теперь пряталась за ее крупом — Глаза! Прикрой себе глаза рукой! Смотри меж пальцев! А вы — назад!

Что за чушь?!

Но я послушался. Перепрыгнув что-то вяло ворочающееся на льду, оскальзываясь, чудом не падая, я швырнул вперед меч и высвободившейся ладонью прикрыл глаза так, как их прикрывают от слишком яркого света. Выхватывая тот особенный кинжал, я весь сжался, ожидая, что сейчас в меня с силой вонзится нечто… незнамо что… что могло прыгнуть из гривы невиданной кошки с янтарными глазами? Но злобный недовольный рык был единственным, что ударил в меня, пока я, прыгая из стороны в сторону, бежал на врага.

Кошка не отступила. В два раза крупнее андорманской рыси, кошка даже не двинулась с места, а у ее левой передней лапы лежал мой меч с красной рукоятью. Я не промахнулся, но на густой белой шерсти ни кровинки…

— Не смотри на нее долго! Украдкой!

Судя по крику, сильга была уже куда ближе. А я… я просто прыгнул вперед, выставив перед собой выхваченный из ножен обычный нож, а кинжал держа у бока. Обычная обманная трактирная и почти разбойничья уловка. Такую используют против подвыпивших дуралеев, но никак не против обычного зверя.

Кошка не шелохнулась, приняв удар ножом словно бы насмешливо подставленной шеей. И моя рука натолкнулась будто бы на каменную стену! Запястье ожгло болью. Нож едва не вывернуло из рук. А тварь даже не двинулась! И зарычала мне прямо в лицо, сверкнув янтарными глазищами… Смутное движение ее правой лапы я заметил лишь краем глаза. Дернулся. Но оскользнулся и правое плечо пронзило огненной болью. Выскочивший откуда-то Часир, тоже замеченный мной лишь мельком, с утробным воем потерявшего все человека опустил на голову кошки короткий топорик с изогнутой рукоятью. Удар был сильным. Но лезвие отскочило от головы зверя и лишь ухо с кисточкой недовольно дернулось. Шевельнулось мохнатое плечо, скрежетнули когти задних лап, приоткрылась шире черная пасть и… я не успевал… я знал, что не успею. Но тварь вдруг вздрогнула, жалобно мяукнув, припала ко льду, прижав уши… и я коротким ударом вбил кинжал по самую рукоять в правый чуть прищуренный глаз. Вбил и… уже ничего не понял, просто куда-то летя, смотря в сереющее небо и чувствуя, как по груди расползается смертный холод. Удара о лед я уже не почувствовал. Как и прикосновения льда к щеке. Сквозь пар собственного дыхания я, безвольно распластавшись на мосту, смотрел на три распростертых черных силуэта на мосту, сбившихся в кучу лошадей и бегущую мимо меня сильгу с развевающимися волосами и с мечом в руках. Звук удара металла о плоть — обычный и мерзкий звук, когда отточенная сталь, как ей и положено, плоть все же разрезает, а не отскакивает — удивительным образом успокоил меня. Равно как и прерывистый жалобный кошачий вой, что последовал за этим ударом. Успокоено улыбнувшись, я прекратил попытки шевельнуться и спокойно затих, мысленно отмечая, что все еще слышу частые удары, а где-то совсем уж далеко по-бабьи причитает старый Часир, склонившийся над своими внуками.

— Да живы они! — несмотря на затухающее сознание, я на миг очнулся, удивленно моргнул, скосив глаз на медленно краснеющий подо мной снег. Кричала сильга и судя по крику она была вне себя от злости — Помоги Рургу! Уйми ему кровь, старый ты дурак! Внуки очнутся от яда!

Яда… какого яда?…

Темнота, будто смилостивившись наконец, махнула вороньим крылом и забрала у меня зрение, а затем и остатки потухших углей сознания…

Что ж… вот, похоже и все… но я ни о чем не…

* * *

— Рург! — к моему пылающему лбу прижалась до блаженства прохладная тонкая ладонь — Рург…

Все еще витая в медленно светлеющей темноте, я вяло шевельнул губами, попытался выговорить пару слов, но изо рта не вырвалось ни звука.

— Все хорошо… ты жив… яд уже покидает твое тело, Рург. Все будет хорошо.

Я попытался еще раз. И на этот раз преуспел, сумев выдавить жалкий хрип. Зато перед глазами посветлело настолько, что я смог разглядеть склонившийся надо мной серый силуэт. Это послужило толчком и зрение начало стремительно возвращаться. И вот ведь что удивительно — сначала все стало четче и лишь затем ко мне вернулись цвета. Посему я сначала увидел скорбный черный силуэт Анутты надо мной и лишь сплошную белизну вокруг, запоздало поняв, что все еще лежу на мосту, но уже на чем-то мягком.

— Горцы… — выдохнул я — Часир…

— Все живы — успокоено улыбнулась Анутта и