Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он даже не ощутит той боли, которую я испытала при потере Халэнна, ведь полноценная связь избранных так и не установлена. Никаких ощущений разрывания своей души. Никакой многолетней тоски.
Придерживая руку Элора, осторожно поворачиваюсь на бок. Пытаюсь разглядеть его лицо, но темнота полностью скрывает от меня Элора. Зато ощущения остры: аромат корицы, тепло и тяжесть руки на моей талии. Тепло тела. Лёгкие отголоски дыхания…
Элор.
В нём столько невыразимо восхитительного для меня. И столько мучительного.
Я его почти ненавижу за всю невольно причинённую боль. И в то же время рядом с ним мне так хорошо, что временами я забываю даже о Неспящих.
И это тоже пугает.
Меня словно опять разрывает на части, пусть не так больно и не так страшно, но разрывает: я должна отомстить, это моя потребность, одержимость. Но есть ещё Элор, отношения с ним, жизнь с ним. И она — совсем другое. В этой жизни… кажется, в этой жизни месть не обязательна, месть — лишнее.
Как будто мстительница Риэль-Халэнн Сирин не совмещается и не может совместиться с Риэль Аранской.
Странное раздвоение.
Странные мысли этой ночью. Вроде бы их ничто не предвещало. Но они лезут в мою голову, мешают спать. Щемят сердце.
В груди так давит, так тревожно, что я задыхаюсь. Надо бежать! Прятаться! Мои эмоции в полном смятении. Я не понимаю себя. Порывисто дёргаюсь вперёд, врезаюсь в Элора, и он, дёрнувшись спросонья, тут же обхватывает меня руками, прижимает к себе, гладит по выступившим на спине чешуйкам. Он не спрашивает, просто гладит.
И при этом у меня ощущение, что я одна, совсем одна, потому что не чувствую его эмоций, не знаю, что он думает. Это так мучительно. Словно я обнимаюсь с големом. Мягким, тёплым, заботливым и пустым.
Ненавижу абсолютный щит! Ненавижу эту абсолютную защиту от меня!
— Ри… — Элор крепко-крепко прижимает меня к себе.
Но мне этого мало.
* * *
Досыпаю я уже после рассвета, так что утро получается поздним. Голем Элора приоткрывает портьеры, чтобы солнышко помогло нам встать. А я лежу носом в мехе покрывала и пытаюсь делать сонный вид, хотя во мне всё дрожит от напряжения: кажется, покрывало пропиталось ароматом Элора. От этой мысли все другие мысли и потребности отодвигаются: мы самым бессовестным образом валяемся на моём сокровище!
Если, конечно, дело не в аромате лежащего рядом Элора. И как мне понять? Как его спровадить неподозрительно?
Глядя на него сквозь мех, ласково-ласково интересуюсь:
— Элор, а ты не согласишься ещё раз приготовить завтрак? Мне было так приятно в тот раз, хочу ещё.
Секунду Элор взирает на меня. Улыбается и садится на постели, сверкая голым совершенным торсом:
— Да, конечно, милая.
Какой изумительно покладистый дракон!
Нежно держась за складки покрывала, я сдерживаю раздражённый рык на слишком небрежное поднятие Элора с покрывала. Не шевелясь, слежу, как Элор уходит в гардеробную, чтобы одеждой скрыть красивые части тела от посторонних.
Лежу, как в засаде, боясь лишний раз дышать на мою мохнатость, потому что с отдалением Элора аромат корицы не пропадает окончательно, он всё ещё живёт в пушистых волосках покрывала.
Сокровище.
Новое сокровище!
Они утешают меня сейчас, когда основная часть коллекции надёжно спрятана.
Их я смогу трогать.
А если не смогу, меня утешит мысль, что мои пушистые радости рядом.
В гардеробной вспыхивает золотое пламя телепортации. Умничка Элор отправляется готовить, а я могу заняться важным-важным делом.
Как хорошо, что Элор за мной ухаживает и такой послушный. И покрывала не считает.
Кстати, надо будет новые покрывала запасти, иначе исчезновение некоторых скоро станет очевидным.
Уверившись, что Элор не возвращается, я телекинезом снимаю себя с сокровища. Окидываю измятое покрывало влюблённым взглядом.
— Красота моя, — шепчу нежно-нежно и аккуратно складываю покрывало.
На вытянутых руках, с наслаждением вдыхая аромат, несу сокровище к занятым витринам. Какое оно у меня красивое, как волоски изумительно переливаются в свете солнца! Сердце встревожено стучит, меня распирает от восторга, гордости и волнения.
Опять обращаюсь к телекинезу — поднимаю стеклянную крышку витрины. Заставляю воспарить пластину с перьями.
Протягиваю сокровище к его будущей надёжной норке. Улыбаясь, укладываю во внутреннее ложе (жаль, оно не бархатное!). Медленно, взглядом прощаясь со своей радостью, опускаю пластину с перьями на её законное место.
Витрину закрываю уже руками и, с чувством выполненного долга, разворачиваюсь к гардеробной, чтобы отправиться за одеждой.
В дверях гардеробной, сложив руки на груди и прислонившись к косяку, стоит Элор. Наблюдает за мной.
Сердцебиение вмиг ускоряется до немыслимых частот. Меня окатывает жар, плещется внутри, согревает воздух снаружи.
Как много увидел Элор? Удастся ли его убедить, что я просто поправляла перо? Могла же я поправить сокровище своего избранного!
Но и лгать прежде, чем выясню степень его осведомлённости, тоже нельзя.
Поэтому я… спрашиваю:
— А что ты здесь делаешь?
— Выслеживаю свою драгоценную избранную.
Так он специально! Значит, всё видел! Засаду устроил!
Обиженно топаю:
— Ты завтрак должен готовить!
— Я решил задержаться. И не зря, — Элор расплывается в солнечной улыбке. Он даже не телепортировался, просто огнём сверкнул! — Расскажи-ка мне о своих сокровищах подробнее.
Раскидывая руки, прижимаюсь к занятым витринам:
— Сокровища как сокровища. Пушистые. Ты спал на одном, посмотрел достаточно и даже пощупал. Что ещё о нём рассказывать? — с каждым словом я говорю всё недовольнее.
— Хм… — Опуская руки, Элор плавно отталкивается от дверного косяка и направляется ко мне.
Походкой хищника направляется. Смотрит в глаза:
— Итак, вполне закономерно, что у тебя своя собственная коллекция. Мне часто казалось, что ты недостаточно восторгаешься мечами. Они, конечно, не сравнятся с покрывалами, — Элор улыбается шире. — Признаюсь, мне самому покрывала приятнее мечей.
Крепче прижимаясь к витрине, я осознаю всю бессмысленность надежд спастись. В смысле — отвертеться. Но при этом продолжаю лихорадочно искать объяснение своему поведению.
Элор пересекает пробивающийся между портьерами луч света.
Аромат корицы касается меня первым, затем — жар окружающего Элора воздуха, и, наконец, — он сам прижимает меня к витринам, упираясь ладонями по обе стороны от меня. Улыбается прямо в лицо: