– Доброе утро, мисс Барбара. – Помолчал. Потом, смущенно извившись на подступах к беседе, продолжил: – Сущее чосеровское[166] утро, мисс Барбара. Майское утро – даром что на дворе сентябрь. Природа свежа и сияет, и в сем саду грез есть по крайней мере одно существо, – он извился еще более неловко, чем обычно, и на круглых линзах его очков затрепетали яркие блики света, – из тех, кого поэт называл «народцем посвежей да помоложе». – Поклон в ее сторону, извиняющаяся улыбка, и он замолчал. Реплика, как ему показалось теперь, когда он кончил говорить, вышла все же не совсем так удачно, как он рассчитывал.

Барбара засмеялась.

– Чосер! Когда-то в школе нас заставляли читать «Кентерберийские рассказы». Только они всегда на меня скуку наводили. Вы собираетесь купаться?

– Только не до завтрака, – повел головой из стороны в сторону мистер Тоупс. – Кое-кто становится слишком стар для этого.

– Разве? – Почему этот глупый старикашка всегда говорит «кое-кто», имея в виду «я»? Барбара не могла смотреть на него без смеха. – Ладно, я должна поспешить, не то опять к завтраку опоздаю, а вы же знаете, что мне за это бывает.

Она побежала прочь через ворота в садовой стене, через пляж к бело-красной кабинке для переодевания, стоявшей перед домом. В сотне шагов от себя увидела маркиза Прамполини, море все еще стекало с него по каплям, пока он бежал к своей кабинке. Заметив ее, маркиз сверкнул улыбкой и вскинул руку в воинском приветствии. Барбара помахала рукой, потом сообразила, что жест был излишне фамильярным… но в такой утренний час трудно не поддаться дурным солдатским манерам в общении… и, исправляясь, опустила руку и склонила голову в строгом поклоне. В конце концов, она с ним только вчера познакомилась. Вскоре она плыла уже навстречу открытому морю и – брр! – множеству гадких медуз в нем.

Мистер Тоупс неспешно последовал за нею через ворота и через полосу песка. Следил, как бежала она, по-мальчишески стройная, от кабинки длинным пружинящим шагом. Следил, как прыгала, поднимая тучу брызг, по делавшейся все глубже воде, как бросилась вперед и поплыла. Следил, пока не превратилась в крохотную темную точку в дальней дали.

Вышедший из своей кабинки маркиз встретил его медленно бредущим по пляжу со склоненной головой и шевелящимися губами, словно бы обладатель их повторял про себя то ли молитву, то ли стихи.

– Доброе утро, синьор. – Маркиз пожал ему руку, вложив в пожатие нечто большее, чем обычная английская любезность.

– Доброе утро, – ответил мистер Тоупс, позволяя пожать себе руку. Ему было обидно, что прервали ход его мыслей.

– Она очень здорово плавает, эта мисс Буццакотт.

– Очень, – нашел нужным подчеркнуть мистер Тоупс и улыбнулся про себя, подумав, сколько прекрасного и поэтического он мог бы наговорить, если б захотел.

– В общем, так, – проговорил маркиз слишком уж по-простецки. Обменявшись рукопожатием, мужчины пошли каждый своей дорогой.

Барбара по-прежнему была в сотне метров, когда услышала, как раскатисто прокатился, наплывая от виллы, и замер гуд гонга. Черт, опять она опоздала! Она убыстрила движения рук, потом, взметая брызги, выскочила на мелководье, раскрасневшаяся и задыхающаяся. Прикинула: минут на десять опоздает – только-только и успеет волосы в порядок привести и одежду. Миссис Тоупс снова выйдет на военную тропу, хотя что за дело этой старухе читать ей нотации, одному только Богу известно.

Пляж был почти пустынным – когда она, тяжело дыша, рысила по нему, то взгляд не замечал никого ни справа, ни слева. Вот если б был у нее конь, чтоб мчаться галопом по кромке воды многие-многие мили. Она б тогда ускакала прямо до самого Бокка-д’Арно, одолела бы реку вплавь (видела себя припавшей к спине коня, пока тот плыл, ноги на седло закинула, стараясь не замочить подошв), а потом опять – галопом, галопом, одному только Богу известно – докуда.

У кабинки она неожиданно встала. Там, на волнистом песке, увидела надпись. Путь ей преградили большие, с трудом различаемые буквы:

О, КЛАРА Д’ЭЛЛЕБЁЗ

Барбара сложила неясные буквы воедино. Их не было, когда она купаться шла. Кто?.. Девушка глянула вокруг. Пляж был совершенно пуст. И что это значит? «О, Клара д’Эллебёз». Барбара взяла из кабинки банный халат, сунула ноги в сандалии и, как могла быстро, помчалась обратно к дому. В душу ей закрался жуткий-прежуткий страх.

Утро выдалось таким душным, что ломило голову, дул горячий сирокко, вздымавший все флаги на флагштоках. К середине дня половину неба затянуло грозовыми тучами. На море солнце еще блистало, зато над горами все сделалось черно-синим. Гроза шумно разразилась над головами, как раз когда все пили послеобеденный кофе.

– Артур, – произнесла миссис Тоупс с мучительным спокойствием, – будь любезен, закрой ставни.

Она вовсе не была напугана, нет. Но предпочитала не видеть молний. Когда в комнате потемнело, она принялась говорить – учтиво и без умолку.

Откинувшись на спинку глубокого кресла, Барбара думала о Кларе д’Эллебёз. Что это значит и кто такая Клара д’Эллебёз? И зачем он написал это там, чтобы она увидела? Он… какие могут быть сомнения в том, кто это написал? Сверкание зубов и глаз, военное приветствие: ведь знала же, что не должна махать ему в ответ. Он написал это там, пока она в море плавала. Написал, а потом убежал. Ей это даже начинало нравиться: просто необычное слово на песке, как след человеческой ноги в «Робинзоне Крузо».

– Лично я, – говорила миссис Тоупс, – предпочитаю «Харродз»[167].

Грянул и раскатами разошелся гром. Недурное развлечение, подумала Барбара, кое-кто, во всяком случае, чувствует, что что-то происходит, все-таки разнообразие. Ей вспомнилась маленькая комнатка на половине лестницы в доме леди Тингами – с книжными полками, зелеными занавесками и оранжевым абажуром на лампе, а еще тот гадкий молодой человек, похожий на белого слизняка, который там попытался ее поцеловать, в прошлом году, когда они танцевали. Только то было совсем другое – ничего серьезного, а молодой человек был до ужаса уродлив. Ей виделся маркиз, бегущий по пляжу – быстрый и живой. Все тело, будто из меди, и черные волосы. Он, конечно же, очень красив. Но так, чтобы влюбиться… а вообще, что это означает? Возможно, когда она его получше узнает. Даже сейчас ей воображалось, что она нечто такое обнаружила. «О, Клара д’Эллебёз». Какая же необычайная это штука!

Длинные пальцы мистера Буццакотта прочесывали бородку. Этой зимой, думал он, надо бы еще тысячу вложить в итальянскую валюту, когда курс будет благоприятный. По весне он всегда, похоже, падает. Кое-кто мог бы выручить три сотни фунтов на свой капитал, если курс упадет ниже семидесяти. Доход с трех сотен – это пятнадцать фунтов в год, а пятнадцать фунтов – это сейчас полторы тысячи лир. Полторы же тысячи лир, если хорошенько подумать, – это на самом деле шестьдесят фунтов. Иначе говоря, кое-кто мог бы прибавить больше фунта в неделю к своему доходу с помощью такой простой маленькой спекуляции. Тут до него дошло, что миссис Тоупс о чем-то его спросила.