— В общем, Кать, быстро меня не жди. Там ещё столько всего. Ну ты помнишь.

— Зима, — произносит она это мечтательно.

— Зиму я тебе и здесь обеспечу, — обнимает её за плечи Ленка. — Ты не переживай, Даш, мы тут справимся. Решай там свои проблемы побыстрей да возвращайся, — крепко обнимает она меня.

— Ну, что? На посошок? — разливаю я последние капли, смахнув непрошенную слезу после прощания с подругой.

— Не выкидывайте пустую бутылку, — хватает меня за руку Катька. — Ей можно пользоваться для связи.

— Земля! Земля! Приём! — говорю я в горлышко, а потом прикладываю донышко к уху. — Аллё?

— Не так, — улыбается Катька. Пишете записку, — она ставит крестик и вырывает из тетради очередной лист. Засовываете, — кидает она скрученную трубочкой бумагу внутрь зеленоватого стекла. — И всё. Утром эта записка будет в той бутылке, из которой пили вы.

— В общем, понятно, — осоловело моргает Ленка. И я безошибочно понимаю, что пора мне возвращаться. Или на свежий воздух. И в то же время кажется, что столько ещё нужно всего спросить, узнать, уточнить, но голова уже дурная, а из-за немеряных доз алкоголя никак не могу собраться с мыслями.

Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.

Но получив от Катьки последние инструкции, пообещав держать её в курсе и собрав целую сумку вещей, я отправляюсь… нет, пока не домой.

Сначала всей честной компанией мы идём в супермаркет. Где с Катькой нагло лапаем всё, что только попадётся под руку до самого закрытия. Потом я зверствую в круглосуточной аптеке, стараясь ничего не пропустить, всё подержать в руках, обо всём спросить и даже закупиться всем, чем только можно.

И только потом, снова переодевшись в пижаму, возвращаюсь «домой».

Аккуратно на цыпочках прокрадываюсь в спальню к Гошику… и застываю столбом у пустой кровати.

— А где Его Величество? — обращаю своё недоумение охране.

— Не могу знать, — отзывается незнакомый мне истукан.

— Где король? — поднимаю спящую Фелисию.

— Он уехал. Вечером. Велел оседлать коня и уехал, — перебудив пол замка добиваюсь я ответа только от Барта.

— Сам? Один? Без сопровождения? — напрасно сотрясаю я воплями каменные стены.

— С ним Гриф. Меня он не поставил в известность о своих перемещениях, — вытянувшись по струнке, докладывает Барт. И может быть я просто пьяная и неадекватная, но жопой чувствую, что между ними что-то изменилось. Между Бартом и Георгом.

— Барт, что происходит? — понизив голос, буквально затягиваю я его в свою комнату и закрываю дверь. — Почему с ним Гриф? Почему ты ничего не знаешь? Если я в этом виновата, я должна знать. Барт?

— Нет, миледи, — снова чеканит он, задрав подбородок, по-военному, хотя на нём не форма, а домашний халат. — Не знаю.

«Ну, сам напросился, Незнайка» — со всей силы тыкаю его под рёбра.

— Чёрт! — сгибается он пополам скорее от неожиданности.

— Орт, — поправляю я.

«Вот, хоть перестал быть похож на истукана», — оцениваю, как он скорчился. И показываю на своё лицо: — Из-за этого?

— Возможно, — вздыхает он. — Он был зол и так, а я сглупил и ещё спросил про Маргариту. И он не разрешил.

— Ты спросил у короля можно ли тебе сводить девушку на «уличные бои»? Если я правильно понимаю значение этого слова.

— Вы правильно понимаете, — остаётся всё таким же непроницаемым его лицо. — Но она собственность короля. И я не имею права, ну в общем, это вы тоже понимаете.

— Не понимаю. Я же её отпустила. Хоть ты меня и не спрашивал. Но я поняла, по её разговорам, что ты хотел её пригласить и я не стала заставлять тебя кланяться. Ты всё же мужик.

— Я мог лишь пригласить её провести со мной вечер, но не больше.

— Не больше без его согласия? — открываю и закрываю я рот, но слов не нахожу. — И он сказал «нет», словно она всё ещё принадлежит ему?

— Она и принадлежит, миледи.

— И он может распоряжаться ей как вздумается? Как вещью? Как… — на ум приходят только самые отвратительные слова, которые даже мне стыдно произнести при генерале вслух.

— Так точно, миледи, — стоит Барт, словно кол проглотил.

— Ладно, я всё поняла. Тогда будите фея, седлайте лошадей, и возьмите лопату, генерал. Встретимся в конюшне.

— Мы куда-то едем?

— Да, Барт, червей копать, — уже потрошу я свою сумку, доставая джинсы, кроссовки. — На рыбалку пойдём, на этого, на… судака.

— А фей тогда зачем? — хлопает он глазами в явном замешательстве.

— А чего он спит? Весь замок проснулся, а он спит. Непорядок, пусть поднимается, — выпроваживаю я генерала.

Вот гад этот Гошик. Я его, значит, на ноги подняла, ведьме душу за него продала, бульон ему наварила, морду лица под удар подставила, абсентом упилась до икоты, а он мне фиг-вамы рисует?

«Вот вернусь домой, в свой уютненький мирок с биде и работающим полотенцесушителем, посмотрю, как ты тут без меня попляшешь!» — и, надвинув на глаза капюшон толстовки, выхожу в ночь.

То ли с пьяных глаз всё и правда трын-трава. То ли беруши помогли. Или, может, ведьма сняла свою сигнальную систему. Также не исключено, что абсент у них тут помогает «от всего». Только всё оказалось не так страшно, как я себе представляла копку крокусов.

Крокусов, крокусов. Хотя слегка перепуганный генерал сначала на полном серьёзе выбирал из сырой почвы червей. Чем неслабо повеселил нас с Карлой. Да и злому Мёртвому лесу, наверно, пришлось несладко: такой хохот, да ещё ночью, он вряд пережил без моральных потерь.

Так дружно и весело мы и добыли с десяток светящихся фиолетовым луковиц. Припрятали их на конюшне, прежде чем вернуться в замок.

И Барт обещал лично уложить их согласно моей инструкции в плошку с влажной землёй и собственноручно отвезти в ледник мадам Тюсси и обо всём договориться.

Проветрившись и сделав пометку в календарике, что уже суббота, я уснула без задних ног, даже не справившись вернулось ли Его Самовольное Величество.

И удивление моё оказалось даже похлеще похмелья, когда он лично заявился с утра, ещё и с завтраком.

— С добрым утром! — как ни в чём ни бывало раздёргивает он шторы и, поморщившись, открывает окно. — Тебе надо меньше пить, — рассматривает пустую бутылку из-под абсента со скрученной бумажкой внутри.

«Ну надо же! Работает этот бутылочный телеграф!» — натягиваю я одеяло. Дует из окна как в вытрезвителе.

— Тебе ещё нельзя вставать, — хмуро слежу я за его бодрыми передвижениями. — Только не выкидывай бутылку! — и убедившись, что, многозначительно хмыкнув, он всё же ставит её назад на стол, тяну одеяло ещё выше, укрываясь с головой и не теряя надежды выспаться.