Российские репрезентации Османской империи демонстрируют не только критическое отношение к «Западу», которое начинает просматриваться за критическими описаниями «Востока». Они также представляли собой зеркало самого российского общества. Немало амбивалентности заключалось и в изображениях Османской империи как восточной державы, неуклюже пытающейся следовать европейским моделям для того, чтобы предотвратить свой распад. Каким бы удобным ни был этот образ исторического противника поначалу, он оказался весьма тревожным после того, как поражение в Крымской войне и последовавшая за ней новая серия реформ выявили недостаток внутреннего единства в самой России. Ко времени революции 1905 года образы восточного деспотизма, военной слабости, неудачных реформ и отсталости населения уже не были атрибутами исключительно Османской империи и превратились в смертельный кошмар, преследовавший царский режим вплоть до его падения в 1917 году.

Посещение турецким султаном российской эскадры, 20 мая 1833 г. Отдел эстампов Российской национальной библиотеки

Российское описание Османской империи, опубликованное в 1829 году, утверждало, что турки составляли большинство населения европейских владений султана, после чего шли греки и армяне[643]. Соответственно, большая часть книги была посвящена истории ислама, зарождению османского государства и его политической системе, османской армии, национальному характеру турок, их видам деятельности, их столице и ее окрестностям, а также наиболее важным провинциальным городам. В книге также содержалось довольно подробное описание материковой и островной Греции, которое следовало той же схеме. Наконец, некоторое внимание было уделено вассальным княжествам Молдавии и Валахии. Сербским и болгарским подданным Порты посвящалось по одной странице.

Очевидное незнание автором действительного этнического состава «Турции в Европе» было тем более примечательно, что к 1829 году Россия уже шестой раз воевала с Османской империей за период немногим более ста лет. Конечно, в плане информации о христианских подданных султана описание 1829 года было гораздо более подробным, чем то, которое было опубликовано девятью десятилетиями ранее и которое даже не упоминало термин райя, фокусируясь исключительно на Османах и их мусульманских вассалах, таких как правители Египта и Триполи или крымские татары[644]. В начале XIX столетия российские знания о христианском населении Османской империи были еще весьма фрагментарны. Это становится особенно явным, если сравнить описание 1829 года с еще одним, опубликованным в 1854 году и включавшим главы приблизительно равной длины, посвященные всем областям и народам «Турции в Европе»[645].

Данная фрагментарность отражала последовательность «открытия» россиянами подвластных султану народов. Каждая из следовавших друг за другом русско-турецких войн конца XVIII и первой половины XIX столетия обращала внимание российского общества на новый народ Балканского полуострова. Каждое «открытие» такого рода предполагало интерес со стороны образованных россиян не только к национальному характеру данного народа, но и к характеру его отношений с Османами и другими подвластными им народами. В результате серии этих «открытий» к моменту Крымской войны у россиян возникло более или менее полное представление о комплексной этнической мозаике европейских областей Османской империи. Осознание сложного этнического состава «Турции в Европе» способствовало превращению российских репрезентаций этого региона в вариант дискурса о Балканах, рассматривавшего каждую из местных этнических групп саму по себе, вне все более слабой ее зависимости от Порты[646].

В то время как историки до сих пор изучали российско-греческие, российско-сербские или российско-болгарские отношения, данная глава анализирует осмысление российскими авторами места каждого подвластного Османам народа в системе межэтнических и межконфессиональных отношений, которая существовала в державе султана[647]. Этот анализ позволяет определить сложное соотношение религии и этничности в российском восприятии населения региона. В главе демонстрируется, что к началу XIX столетия этнические категории приобрели хождение наряду с конфессиональными как способ классификации подданных султана. Это явление отражало как секуляризацию мировоззрения российских элит, так и зарождение антагонистических национальных движений внутри православной общины Османской империи.