В заключение скажем несколько слов о возможностях миграции мелкой детали-атрибута. В миниатюрах Октатевхов (к примеру, илл. 31а, с. 180) мы видим в руках персонификации Света факел, возводящий это изображение к позднеантичным версиям персонификации Зари. В ряде случаев этот атрибут продолжает сопровождать персонификацию Света — как в рамках цикла Дней Творения, так и вне его. В памятниках «римского типа» он то пропадает, то вновь появляется (см. илл. 23, 24, с. 172). Он сохраняется в персонификациях Света и вне композиций «римского типа» — в свитках Exultet (см. прим. 1 на с. 349), а также в заальпийских концентрических композициях, использующих персонификации Дней Творения с атрибутами, в частности в так называемом Верденском гомилиарии (Верден, Городская библиотека, MS 1, f. J, 1-я пол. XII в.; илл. 48, с. 286), где Первый день Творения представлен персонажем в одеждах эпохи с факелом в руках (см. прим. 2 на с. 288). Интересно, что на этом же листе в качестве атрибута персонификации уже собственно Света (или Дня) в верхней части листа представлена еще одна форма светильника — плошка с огнем.

54. Распятие с Солнцем и Луной (деталь). Рамбонский диптих (Ватиканские музеи, 62442, IX — Х вв.)

Самый ранний из известных нам примеров передачи атрибутов Света и Тьмы светилам — появление горящих факелов в руках персонификаций Солнца и Луны в сцене Распятия в так называемом Рамбонском диптихе, вышедшем из римской мастерской[577] (IX — Х вв., Ватиканские музеи, 62442; илл. 54). Здесь налицо и частичная утрата атрибутом смысла: в руках Луны такой же горящий факел, что и в руках Солнца. В позднеантичной традиции Ночь могла изображаться с потушенным факелом как Nox velificans (Молитва Исайи. Парижская псалтирь, Paris, BN gr. 139, f. 435v; 97), в ряде случаев эта традиция воспроизводится и позже (илл. 24, с. 172). В монтекассинском круге тема потухшего факела сохраняется в берлинской пластине в сцене Сотворения светил (илл. 27, с. 176, четвертая сцена в верхнем ряду). Нагие мужская и женская фигуры фланкируют фигуру Творца с полусферой неба и светилами в ней, причем у женской фигуры в руках явно потухший факел[578]. Интересно, что Х. Кесслер утверждает, что эти фигуры «несмотря на отсутствие крыльев, должны быть идентифицированы как ангелы»[579].

Мы могли бы предположить, что в случае Рамбонского диптиха налицо просто частичное изменение смысла атрибута (факел Луны тоже горит), однако, скорее всего, речь идет о механическом переносе атрибута Света для симметрии и единообразия пары. На периферии западнохристианского мира, в раннеанглийском Парафразе Эльфрика (Сотворение светил. Парафраз Эльфрика. нач. XI в., Cotton Claudius B. IV, f. 3r; 98) в сцене Сотворения светил Солнце и Луна, управляющие своими колесницами, также держат зажженные факелы. Полная утрата атрибутом смысла, впрочем, уже произошла в первой половине XI века на противоположной периферии христианского мира, в Библии из Риполла (1015–1020 гг., Vat. lat. 5729, f. 5v; илл. 43б, с. 241): Свет, воздевающий одну руку, в другой держит что-то вроде букетика цветов.

В заальпийских памятниках второй половины XII века процесс утраты смысла атрибутом происходит быстрее и активнее. Скажем, в так называемой Библии Гумперта (Эрланген, Библиотека университета, MS 1, f. 5v, ок. 1200 г.; илл. 50, с. 292) шесть персонажей фланкируют поля с изображением Дней Творения. В руках у пяти из них — светильники разной формы (факелы и плошки с огнем), шестой изображен с солнечным нимбом. А. Хейманн[580] называет их Днями Творения, однако мы видим, что смысл атрибута каждого из Дней безвозвратно потерян.

Самым предсказуемым и стабильным процессом в этой области остается перенос акцентов внутри нераздельно связанных в первой «комплексной» сцене «римского типа» двух пар фланкирующих элементов Свет — Тьма и Солнце — Луна. Мы уже предположили, что красный и синий цвета персонификаций Света и Тьмы в XI–XII веках связаны с адаптацией возникшей существенно ранее расцветки светил. Мы видели также, что в миниатюре Италии XII века в первой сцене Творения Свет и Тьма часто пропадают, заменяются на ангелов и т. п., Солнце и Луна же практически всегда на месте. Посмотрим теперь на обмен атрибутами. Тут возможны разные варианты, но в абсолютном большинстве случаев атрибуты светил — сияющий диск и полумесяц — оказываются «сильнее» атрибутов Света и Тьмы. Мы можем сразу же отметить лишь одну жесткую закономерность: рядом с персонифицированным Солнцем с солнечной короной факел в руках Света не встречается ни в одной из известных нам композиций. Мы уже видели, как в Рамбонском диптихе Солнце и Луна получили атрибуты Света и Тьмы. Обратное случается гораздо чаще. Самый ранний из сохранных памятников, в котором антропоморфные Свет и Тьма утеряли атрибуты (факел и покрывало), встав по соседству с персонифицированными Солнцем и Луной, — Библия из монастыря Сан-Пере-де-Родес (илл. 43а, с. 241). В традиции римской монументальной живописи очевидный обмен атрибутами происходит в рамках «римского типа»: уже во фресках базилики Сан-Джованни-а-Порта-Латина (илл. 23, с. 172) мы видим солнечный нимб на голове персонификации Света. Заметим, что параллельно в римской живописи существует безупречно «антикизирующий», лишенный всяких замен и переносов тип с зажженным и потушенным факелами в руках Света и Тьмы и совершенно невыразительными Солнцем и Луной в виде дисков (фреска в Чери; илл. 24, с. 172). Таким образом, персонифицированное Солнце полностью вытесняет факел Света как архаичный и менее понятный атрибут и в ряде случаев заменяет его на солнечную корону.

В заальпийских памятниках мы также видим ряд подтверждений этого тезиса. Солнце и Луна появляются в руках у персонажей, фланкирующих полуфигуру Творца в композиции «римского типа» первой сцены составного инициала Библии из Монпелье (Лондон, Британская библиотека, Harley 4772, f. 5r, 2-я пол. XII в.; 123). Ниже изображен предстоящий ангел, а в следующем компартименте — Четвертый день Творения, Сотворение светил, где в руках у Самого Творца — те же диски Солнца и Луны. Кем бы ни были персонажи первой сцены (а мы вряд ли узнаем это доподлинно) — Светом и Тьмой или Солнцем и Луной, — налицо совмещение «комплексной» римской схемы Первого дня с нарративным циклом составного инициала. Окончательный переход атрибутов Солнца к Свету подтверждает и ранее описанная миниатюра Штутгартской книги капитула с нагим орантом-Гелиосом и солнечной короной в роли Света (с надписью Lux) в апокалиптической композиции (илл. 53, с. 356).