Олейв затянул с театральной паузой, но вскоре низким голосом продолжил.

— Поживился среди камней, да разбудил Торкеля, прозванного Тощим! Говорят, безумец ноги до колен стёр пока драпал от конунга из кургана, — поведал норег. — Не знаю как вам, а мне мои ноги ещё дороги.

Все дренги кроме Дира были совсем ещё молодыми парнями. История о богатствах неспокойных жителей курганов, несомненно, нашла отголосок в юных сердцах каждого. Что там говорить, даже я почувствовал зов чего-то мистического. Сгущающиеся сумерки и бледные лоскуты тумана в низинах только множили витающий дух тайн в атмосфере.

— Не дело ульфхендарам бояться прихвостней Хель… — как-то не слишком уверенно пробормотал младший близнец.

— Какая чушь! Они лежат там хреновы сотни лет. Кроме пролежней на синих телах и ногтей длиной в сажень, ничего у драугов быть не может. Посмотрел бы я как эти иссохшие могильцы с такими лыжами на ногах бегать будут.

Пожалуй Гери был единственным человеком у костра, кого страшилки не трогали ни с какого бока. Сидел себе как раньше да пятку только почёсывал. А после последнего спича так вообще на мешок откинулся и тут же засопел.

— Да им и не надо, — после пяти минут тишины продолжил разговор Рэв. — Слыхал я от родича, что на курганах иногда чёрная трава растёт. Сильное ведовство с неё вёльвы сотворить могут. Только не трава это вовсе, а когти драугские. И руками их голыми трогать никак нельзя! А коли тронешь, так обязательно кровь себе пустишь. А как кровь прольётся, так и проклятье сильное на весь род свой наложишь. И покоя ни тебе, ни семье твоей не будет боле…

— В штаны главное не наложить! — нашёлся Фреки. Его неловкую шутку поддержали товарищи и слова богам, а то парни совсем скисли.

Однако смех недолго гулял среди хирда, и как только с глубины острова пронзительно закричала ночная птица, взрослые, крепкие бойцы, что без страха встают против превосходящего войска, улыбаются в лицо шторму, сейчас съёжились и стали напоминать детей. Они робко тянулись ближе к костру и растирали взмокшие ладони.

Удивительно насколько сильна вера людей этого времени во всё потустороннее. Ещё немного и от боевого духа хирдманов не останется и следа. Так, с этим надо что-то делать!

— Хирд, мы прошли бескрайние моря и выскользнули из сетей Ран. Даже великанша не справилась с такими воями! Так как справятся ветхие костяки с нестриженными ногтями? Наша снекка сохнет и встать на воду мы сможем с рассветом. А дальше сходим на этот курган, ведь днём даже самые злостные драуги силы не имеют. К тому же древние мечи порой даже лучше наших, и не дело, чтобы они гнили в земле! — всего пара слов о наживе и страх бойцов меняется на воодушевление, — А сейчас нужно восстановить силы и отдохнуть. Первая смена Фреки и Аскарика, остальные — спать!

Смола успела набрать нужную твёрдость за ночь и кораблик легко скатился по брёвнам в родную стихию. Рассвет мазками художника окрасил всё вокруг в розовые оттенки. Лёгкий ветерок шумно трепал ванты поднятой мачты.

— Показывай, где там ваш курган, — бросил я Олейву и Волк Ньёрда мягко тронулся от синхронной работы вёсел.

Когда корабль отдалился от берега мы подняли парус и снекка лихо заскользила по водной глади. Остров оказался больше, чем казалось на первый взгляд, и напоминал раскрытую раковину. Быстро обогнув его, судно двинулось на северо-восток мимо других островов и плеяды островков поменьше. Вскоре показался континент и я направил корабль в узкую горловину фьорда.

За селением в дюжину домиков открылся вид на пологие курганы и каменные каэрны поддёрнутые странной тёмной дымкой.

— Хёвдинг, что это? — изумлённо спросил Эфрон.

— Похоже на торф…

— Не, я знаю как горят торфяники, и как тлеют тоже, не похожи в общем! — уверенно заявил Олави. Уж кто-кто, а суоми на этом собаку съел, ведь на его землях из торфа даже дома клепают.

Чем ближе мы подплывали, тем очевиднее становилась странность этого явления. Из узких расколов в земле вырывались тонкие колоски пламени окрашенные в тёмные тона.

— Зато я знаю! Это курганный огонь! Его ещё мерцающем пламенем называют. Он горит только там, где серебро зарыто! — заорал Рэв.

— А чего же оно чёрное тогда?

— Дык Хель проделки это, кого же ещё…

— А жратву на нём жарить можно?

— На завтрак только, ведь ужинать ты точно будешь уже в Хельхейме! Ахаха!

— Если это огонь Хель, то он холодный вестимо…

— Ну иди проверь!

— Хёвдинг, нельзя туда, помрём в бесчестье на огне этом! — не выпуская весла из рук заявил Веторм.

— Смотрю, ты теперь хёвдинг, раз решаешь куда можно, а куда нет?! Молчишь?! Вот и думай прежде, что говорить. И без тебя знаю, что пока пламя там горит, нам на курганы не попасть. Правый борт — табань!

Снекка резко развернулась и корабль направился дальше, прочь от странных огней. Уверен, что всё это можно как-то объяснить, но на это нужно время и желание. А так горит и горит, пусть хоть чёрным цветом, хоть белым. Жутко только это всё… Но вернуться сюда нужно обязательно. В другой раз.

Живописные пейзажи изрезанной фьордами земли смотрели вслед правого борта судна. Гроздья островов тут и там вырастали сталагмитами из морского дна, окружённые роем чаек. Близко к ним мы не подплывали, но даже издали нас оглушал яростный шум птичьего базара.

Совсем скоро не только Олейв, но и я стал узнавать острые берега мелькающей земли. Ещё немного и мы прибудем в Осло. Или в то, что от него осталось.

Знакомый залив.

Иссохшая пристань.

Доски так истрепались от времени, что угрожающе трещали под ногами.

Некогда могучие бревенчатые стены крепости лишь сожжёнными пеньками напоминали о былом присутствии.

Даже вал от дождей и оползней почти сравнялся с уровнем земли, только ручей, скрытый дикими кустами очерчивал круглую крепость.

Все уцелевшие строения уже давно разобрали на доски. Сейчас от Осло остались только угольки да заросший овраг. А сколько прошло, всего лет десять? Поверить сложно, что этот пустырь пусть и недолго, но был столь уютным домом…

— Хёвдинг, воспоминания не могут вернуть потерянное, — приглушённо сказал подошедший Дир. — Я точно знаю…

— Ты прав, друг. Хирд! Берём воду и продовольствие у старосты селения за этим пустырём. Но не бесчинствуем, эта земля ещё вернётся под мою руку.

Как оказалось прошлый староста, тот шепелявый дед уже давно умер, и главным на хуторе стал его сын. Ирония в том,