В ее голосе сквозила нежность – она явно очень хорошо относилась к отвергнутой прочими жене.

– Пока не надо. – Мумтаз пошарила по тумбочке, опрокинула медную кружку с водой. Первин кинулась поднимать кружку, а Мумтаз поспешно вытерла мокрое пятно своим сари – тем же, которое носила вчера. Когда Мумтаз пошевелилась – на ней были только блузка и нижняя юбка, – стало видно ее округлившуюся фигуру. Первин отвернулась, стараясь еще сильнее не смущать расхристанную женщину, – та прикрылась простыней.

Мумтаз сонно потерла глаза.

– Есть новости про Амину?

– Бегум считают, что она уехала к родным Разии к Ауд. Вам это кажется вероятным? – Первин добавила: – Все, что вы скажете, останется между нами.

– Амина всегда хотела повидать мир; она не как бегум и не боится, – заметила Мумтаз. – Она много раз рассказывала мне про эту их поездку в Ауд. Но то, что случилось сейчас, нехорошо. Как мог ребенок выбраться за ворота и понять, куда ему идти дальше?

– Сама этого представить не могу, – согласилась Первин. – Но если бы она вышла на улицу, ее наверняка бы увидели дурваны соседей – или им бы об этом сказал кто-то из прохожих.

– Да как бы они ее узнали? Она же почти не выходила за ограду нашего дома.

– Вы правы, – признала свою глупость Первин.

– Бомбей – плохой город для девочек. Повсюду злодеи… ах! – Мумтаз зажала рот ладонью.

– Вас опять тошнит?

– Ведро… – Мумтаз указала на пол, Первин увидела там ведерко и поспешно передала его Мумтаз. Та нагнула голову, ее вырвало почти чистой жидкостью.

В нос Первин заполз сладковато-противный запах, она увеличила обороты вентилятора.

Отставив ведерко, Мумтаз сказала:

– Позовите Фатиму обратно. Вы не обязаны смотреть на нечистоты.

– Ничего страшного.

Первин начала догадываться, что к чему. Слабость Мумтаз, ее округлившаяся фигура. Она много месяцев прожила с Омаром Фаридом. Первин считала, что он слишком слаб для половых отношений, – и, видимо, ошибалась.

– Вы в последнее время были у врача? – спросила Первин.

– Нет, у нас же еще иддат. – Мумтаз помолчала. – Если я скажу вам одну вещь, вы другим сообщите?

– Обещаю, что нет, – ответила Первин: подозрения ее все усиливались.

Мумтаз слабо улыбнулась.

– У меня будет ребенок.

– Это большое счастье. – Первин ошарашенно производила мысленные расчеты. – Вам нужно к врачу. Она вам скажет, когда ребенок родится.

– Это я и сама знаю, на основании того, когда имела дело с мужем, – ответила Мумтаз.

Первин кивнула, снова подумав про два бокала в комнате у мистера Мукри. Может, отец вовсе не мистер Фарид.

– Сколько месяцев осталось до его рождения?

– Шесть. Иншалла, малыш мой родится в сезон дождей.

Похоже, что все-таки именно мистер Фарид – отец ребенка. Первин не следовало автоматически подозревать Мумтаз в неверности. С другой стороны, она помнила, с каким презрением Сакина говорила о том, что Мумтаз зналась на Фолкленд-роуд с мистером Мукри. Возможно, он считал, что Мумтаз – его должница за знакомство с Омаром Фаридом.

– О чем вы думаете? Вам не по душе, что в семье будет еще один ребенок? – В голосе Мумтаз звучала досада.

– Я очень за вас рада, – сказала Первин, стараясь скрыть тревогу. – Я просто подумала, что вам, наверное, нужно было об этом сказать Сакине-бегум и Разие-бегум; хотя, возможно, они и так обо всем догадались. Они и сами вынашивали детей. Им известны все признаки, они наверняка бы вам помогли.

Мумтаз осторожно откинулась на подушки.

– Я бы побоялась такой помощи.

– Почему?

Понизив голос до шепота, Мумтаз опустила ладонь на живот:

– Представьте себе, что я вынашиваю еще одного мальчика. Еще одного наследника. Понятно, они бы стали меня травить: Сакина-бегум – потому, что у нее уже есть сын; Разия-бегум – потому, что у нее сына нет. А то еще сказали бы, что это ребенок Мукри-сагиба, и вышвырнули меня из дома.

Мумтаз заговорила о том, о чем втайне думала Первин. Мукри обладал в доме всей полнотой власти и мог надругаться над любой из жен. А Мумтаз была в самой низшей точке семейной иерархии.

Но Первин решила пока не приходить к такому заключению. Перед смертью Омара Фарида Мумтаз пять месяцев делила с ним спальню.

– Два с половиной месяца назад ваш муж еще был жив. Если ребенок родится в августе, ни у кого не будет никаких сомнений.

– До тех пор еще много месяцев. Они сделают так, что мне будет еще тяжелее. Я могу потерять ребенка, да и жизнь тоже. Как мне чувствовать себя в безопасности после такого страшного происшествия?

Первин похолодела и, пытаясь успокоиться, обхватила себя руками. Если Файсал Мукри был единственным, кто мог оспорить тот факт, что Мумтаз забеременела от мужа, у нее были все причины его убить.

– У вас вид очень сердитый, – заметила Мумтаз. – О чем вы думаете?

Первин опустила руки, выдавила на лицо улыбку.

– Простите. Я вовсе не сержусь, просто думаю сразу о многом. Вы беспокоитесь о будущем ребенке. Разия переживает за пропавшую дочь. А Сакина… – Она смолкла, призадумалась. – Сакина тревожится за всех в этом доме. Да и ее собственные дети под ударом.

– Все изменится с окончанием иддата, – произнесла Мумтаз. – После завершения траура вдова вольна снова выйти замуж. Скорее всего, обе они так и поступят. Я – нет, потому что буду занята воспитанием сына. Если мне позволят остаться в этом доме, покровительство мужчины мне не потребуется. Но их обеих это наверняка очень рассердит.

Первин попыталась предвосхитить следующие слова.

– То есть вы опасаетесь, что вас…

– Каково будет Сакине смотреть на меня все эти месяцы и гадать, не родится ли у меня мальчик, который станет соперником ее сыну? А Разия-бегум считает каждую пайсу. Сейчас в доме четверо детей; пятый потребует больших расходов. Куда проще от меня избавиться. – Мумтаз прижала ко лбу ладонь, будто фильмовая актриса, изображающая полную безысходность.

– Просто выгнать вас они не могут, – заметила Первин. – В глазах закона вы обладаете теми же правами, что и они.

Мумтаз ответила дрожащим голосом:

– Я могу упасть с лестницы – ну, такой несчастный случай. Съесть не то и отравиться. Именно поэтому я стараюсь нигде не показываться. Они знают, что Фатима пробует всю мою пищу.

– Вчера по ходу нашего разговора я предложила найти вам другое место жительства, – напомнила Первин, которую несколько насторожило неожиданное отчаяние Мумтаз. – Вы опасаетесь за свою жизнь – и все же стремитесь остаться здесь.

– Если я отсюда уеду, доказать права моего ребенка на наследство будет почти невозможно, так что я готова потерпеть. – Голос Мумтаз дрожал. – Я хочу, чтобы он рос