– Значит, заявление писать не будете?

– Не буду.

– Ну и ладно. Оставим на ее совести все дурные замыслы. – Алексей усмехнулся. – Так на чем мы остановились?.. Ах да, Пегахина обратилась в Иринину рубрику, а та решила ее использовать в своих целях. Вот тут опять произошло роковое для Егора стечение обстоятельств. Если бы обращение Клавдии к сыну было опубликовано, газета попала бы в руки Ольги, она бы забеспокоилась и приняла какие-нибудь меры. Но ничего этого не произошло. Осинцева спокойно уехала, и в этот же день Егор опять встретил Пегахину. В трамвае. Она вышла за три остановки до его дома. Это его еще больше напугало – совсем близко подобралась. Тогда-то у него и оформилась смутная до этого мысль, что мать явилась для того, чтобы его погубить: рассказать всем о его сумасшествии. Он вышел следом за ней и проследил, куда она направляется. Ну, как вы понимаете, направлялась она к вашему дому. Вот с этого момента Егор и стал следить за ней неустанно, а также за теми, с кем Пегахина вступала в контакт, прежде всего с Ириной и с вами. Во всем он видел заговор против него. Осинцев представил, что создается какая-то подпольная группа (в детстве революционной литературы перечитал, что ли?), задача которой вывести его, Егора, на чистую воду, а на самом деле оболгать, оклеветать, что группа эта пока маленькая, но в скором времени она разрастется, деятельность ее станет обширней, чуть ли не листовки выпускать начнете и транспаранты на улицах развешивать: Егор Осинцев – сумасшедший убийца. Вас нужно было срочно уничтожить. Но как? Самым опасным человеком для Егора была его мать, поэтому начинать необходимо было с нее, ее уничтожение представлялось и самым сложным. Она была неуловима. Фокус с квартирой на четвертом этаже, где ночью жила старуха, а днем там почему-то оказывались строители (их Осинцев тоже предполагал убрать, но не решился), произвел на него самое ужасное впечатление.

– Я его понимаю. – Аня грустно улыбнулась. – На меня этот фокус тоже произвел ужасное впечатление.

– Где жила Клавдия на самом деле, он, к счастью, не знал.

– А где она жила?

– В том же районе, что и Самсонова, на Комсомольской, через дорогу от нее.

– А почему «к счастью не знал»?

– Тогда бы он мог еще кого-нибудь убить: квартирную хозяйку, кого-нибудь из соседей. Вообще хорошо, что Пегахина почти ни с кем не контактировала, а то жертв могло стать значительно больше.

– И так, по-моему, более чем достаточно.

– Да уж. Ну вот, Пегахина для него была хоть и главной фигурой, но самой сложной для устранения. Поэтому начать решил он с вас. У него тогда еще не было пистолета, его купил он позже. Это тоже усложняло задачу.

– Где он мог купить пистолет? – перебила Аня. – Разве возможно вот так пойти и купить пистолет?

– Возможно, – Булатович виновато развел руками, – к большому нашему прискорбию, еще как возможно. И совсем недорого. У кого именно Осинцев купил пистолет, выясняется, но это уже детали. А тогда пистолета у него еще не было, он взял нож и пошел к вам. Если бы Кирилл уехал на один день раньше… Вам просто повезло.

– Вы имеете в виду новоселье? Нет, тогда Егор не меня пришел убивать, а свою мать, он мне рассказывал. Но, по-моему, у него в голове тогда все смешалось, он как-то нас объединил в одно целое. Ну или… я не знаю, как он себе это представлял. Егор тогда, в темной комнате, сказал странную фразу, что-то вроде: я пришел к ней, а она превратилась в тебя, точно не помню, но смысл такой.

– Логику сумасшедшего понять трудно.

– Да. Мне, например, совершенно непонятно, почему Егор убил Светлану. С Пегахиной, со мной, с Ириной, с Антоном ясно, а Светлана-то при чем? Разве она тоже с его матерью как-то была связана?

– Нет, она была связана с вами. Когда Осинцев увидел вас в больнице, это для него стало огромным потрясением. Он решил, что вы специально туда внедрились, чтобы продолжать свой разоблачительный замысел, и Светлану Журбину для этой цели привлекли.

– Я его даже не узнала тогда. Я ведь и сама была в состоянии не совсем нормальном, эти таблетки и уколы на меня так странно подействовали.

– С медикаментами, которыми вас лечили, мы разбираемся, но доказать, что вам давали сильнодействующие препараты с какой-то преступной целью, боюсь, будет трудно. Если бы сразу анализы сделали соответствующие, а теперь как докажешь? Да и спрашивать с кого? Очевидно, этим занималась Журбина. Назначали одно, а она давала совсем другое.

– Ирина постаралась?

– Не могу утверждать точно, прямо она этого не говорила.

– Ну и бог с ней. Я не хочу, чтобы ее привлекали. И заявления никакого писать не буду.

– Ваше право.

– А Ольгу зачем Егор убил? Это-то уж вовсе не понятно. Если она была для него всем, то как же он тогда? И… он потом так убивался, так убивался. Все кричал: я Ольгу убил. А остальные убийства как бы и в расчет не брал.

– Ольга приехала в субботу поздно вечером. В пятницу Осинцев застрелил мать, в субботу утром увидел вас в больнице. К моменту, когда наконец вернулась Ольга, он был в настоящем смятении: он один, кругом враги, это преступление, полное повторение его детского псевдоубийства. Егор бросился к приемной матери и во всем ей признался. Из его сбивчивого рассказа она поняла главное: он совершил убийство – это первое, и второе – свидетель этого убийства, то есть вы, Аня, находится в больнице и, значит, представляет непосредственную опасность. Значит, надо как можно скорее вас нейтрализовать.

– Ольга хотела меня убить?

– Судя по всему, нет. Я разговаривал с ее коллегами… Осинцева владела гипнозом, активно применяла его в своей практике для лечения различных психических расстройств у детей. Думаю, Осинцева просто хотела стереть у вас всякое воспоминание об этом убийстве. Может, гипнозом, может, какими-нибудь медикаментозными средствами. Ольга Валентиновна Осинцева человек совершенно психически нормальный, человек уважаемый и добропорядочный, вряд ли пошла бы она на убийство, тем более что могла решить задачу проще и безболезненней. Вот для этой цели она вас и выкрала из больницы. Скорее всего, дело было так: Ольга провела бы с вами сеанс гипноза, ну или чего там, не знаю, усадила бы вас где-нибудь на лавочку, и все. Вас бы нашли и снова водворили в больницу. А Егор был бы спасен. Она ему так и сказала, что вас берет на себя, и просила ни в коем случае ничего больше не предпринимать. Но он не послушался. Вероятно, ему казалось, что вами одной проблема не решается, остаются еще и другие свидетели его сумасшествия – члены заговорщической группы. И он убивает сначала Журбину, а потом стреляет в Антона с Ириной. По чистой случайности ранение Самсоновой оказалось не смертельным. Он ее допрашивал и, наверно, очень волновался, а в Антона сразу с порога выстрелил. Раньше Егор его не видел и потому не считал свидетелем, не знал, что он тоже связан с Клавдией, а убил просто потому, что Антон Шелестян на пути к Ирине попался. И вот пока Ольга Валентиновна занималась вами, Осинцев устранял опасных для него людей. А когда домой вернулся, во всем ей сознался. Она пришла в ужас, объяснила ему, что теперь помочь ему ничем не сможет, и хотела позвонить в милицию. Это не было преднамеренным убийством, он просто ударил ее сгоряча первым, что подвернулось под руку. Разговор происходил в комнате Егора. На тумбочке возле телефона стояла настольная лампа с массивным каменным основанием. Удар пришелся в висок. Ольга умерла сразу. Но Егор этого не понял, вернее, не захотел понять, поверить в то, что произошло непоправимое, и пытался оказать ей необходимую помощь. Потом, вероятно, с ним случился эпилептический припадок. А дальше… Сам он совершенно не помнит, где был, что делал. Соседка видела, как Егор поздно вечером выбежал из дому в состоянии необычном, на ее приветствие не ответил и, может, даже вообще ее не узнал.