вещи, которая принадлежит этому дому… смотри, здесь есть. – Она провела ладонью по гладкой столешнице, смахнув пыль. – Да. И в кабинете Станислава Эшби тоже были. Маленькие.

Клеймо пряталось на углу, оно и вправду было небольшим, пальцем накрыть можно, но ведь было же.

– Герб – это то, чем гордятся. И его не прячут. Если только… – Она замолчала, задумавшись.

А вой ветра усилился. И казалось, что еще немного – и эта крыша, с которой спускались опорные столбы древних стропил, не выдержит. Что еще немного – и сам дом треснет, уступая стихии.

– Что, если он стремился избавиться от всего, что связано с этим гербом? С семейной историей? И тогда ремонт в доме – это отнюдь не каприз молодой жены, а его попытка изменить этот дом?

– Эшби?

– Да. Именно. И это тоже могло стать поводом… Допустим, он вернулся и узнал, чем занимается отец. Допустим… – Милдред шла мимо столов и стульев, которых здесь собралось множество. Остановилась у пианино. Или рояля? Лука не слишком их различал, отметил лишь, что инструмент выглядел довольно внушительным. Она подняла крышку, провела пальцем по клавишам, на что пианино ответило звенящим, недовольным голосом.

– Допустим, Станислав Эшби решил привлечь и его… родная кровь. Сын. Наследник. У кого еще искать понимания?

Крышка мягко опустилась на место. А Милдред двинулась дальше, разгоняя призраков, что обретались на чердаке.

– Но Николас вновь разочаровал отца. И убил его.

– Вот так?

– Станислав Эшби был не так и стар. Прочие из его рода часто доживали до ста лет, некоторые и дольше, при этом сохраняя и ясность рассудка, и неплохую физическую форму. Так, Донатан Эшби в девяносто семь участвовал в скачках и выиграл их. А его потомок, Николас-второй, в возрасте ста семи лет добрался до Каменистых островов. На яхте. В одиночку. Они все долгожители.

– Это ничего не доказывает.

Лука возражал, потому что тишина этого места давила на уши. И ощущение опасности просто-таки орало, что не стоит здесь задерживаться. Но Милдред добралась до картин. Их не прятали. Их спровадили на чердак и забыли, не потрудившись даже укрыть. И теперь полотна потемнели то ли от грязи, то ли от копоти, то ли от мошкары, что прилипала к влажноватой краске.

– Поможешь? – она попыталась сдвинуть раму, но та, огромная и золоченая, была слишком тяжела. Впрочем, не для Луки. Он просто отставил полотно с каким-то мрачного вида мужиком в сторону. – Это, полагаю, Гордон Эшби… по времени похоже.

Высокий парик. Неестественный румянец на щеках. Вытянутая физиономия с крючковатым носом и узкими губами. Тип Луке не понравился. Слишком уж презрителен. И смотрит так, будто известно ему, что никаких таких благородных предков за Лукой не стоит. Обычная белая шваль.

– А это его жены…

На айоха европейское платье смотрелось чуждо. И парик ей шел примерно как корове седло. А может, живописец постарался, которому пришлось малевать вовсе не то, к чему душа лежала. И получилось женское лицо слишком уж плоским, некрасивым. Вывернутые губы. Нос раздутый. А глаза маленькие, раскосые. Вот брови темные сходятся над переносицей. И с этими бровями белый парик-башня никак не сочетается.

Хотя что Лука понимает в женской-то моде? Он просто переставил картину.

– Патриция…

Узкое личико. Огромное платье, в юбках которого почти теряются белые ладошки. Ее рисовали тщательно. И удалось запечатлеть не только блеск драгоценных камней, но и удивление в огромных глазах. Пожалуй, она была хорошенькой. Для своего времени.

Под париком – вот что за мода была, а? – лицо казалось маленьким и бледненьким. Губы тоненькими, что нити. И румянец точно чахоточный, но на нее хотелось смотреть.

– Ее дочь…

Почти полная копия матери, разве что парик поменьше.

– И его сын…

Этот похож на отца, разве что смугловат слегка.

– Внук Гордона Эшби.

Тот, что родился от кровесмесительной связи? Симпатичный паренек, слегка смугловатый, что странно, поскольку волосы его светлы почти до белизны.

– А вот и роза. – Милдред указала на цветок, который парень держал. – И здесь тоже… его жена, полагаю.

Красивая женщина в платье с огромным воротником. На темных ее волосах возлежал венок из роз.

– И вторая… точно вторая… – Милдред заглянула на обратную сторону портрета. – Здесь так и написано. А я не помню, чтобы было две жены… Или записи о первой не сохранилось?

Надпись вилась внизу, ее держали пухлые ангелочки, еще пара придерживала все тот же венок из роз.

– А поверни тот…

Лука подчинился.

– Ага… – Милдред присела у картины. – Выходит, она не прожила и пары месяцев. А он женился снова. Интересно. Давай дальше.

Картина за картиной.

Нет, их не так и много, с полдюжины благородных предков и их не менее благородных супружниц, похожих друг на друга, словно родные сестры.

– Заметил? – Она отступила от картин. – В этом все дело… они блондинки… он выбирал блондинок потому, что брюнетки не подходили!

– Для чего?

– Для экспериментов. – Милдред отступила. – Это объясняет почти все. Станислав Эшби был ответственным человеком. Он знал, что нужно сделать, чтобы женщина родила наследника. И что будет с ней, тоже знал. А еще ему не нравился собственный сын. И другие, как понимаю, тоже не подходили по тем или иным параметрам.

За стеной взвыл ветер. Кажется, буря все-таки случится. И как надолго? В бурю поиски не проведешь. А это плохо… дерьмово… хватит, что они мага похоронили, так ведь и Эшби, может статься, следом отправится.

– Он врач. И не из последних. Гематолог… да, я узнавала… и он издал пару весьма интересных статей. И что, если он решил доработать рецепт предков?

Патриция Эшби смотрела с печалью.

А вот ее темнокожая соперница, напротив, была холодна и полна презрения к людям, которые пытались добраться до прошлого.

– Он понял, что дело не в проклятии. Может, и не понял, а знал точно? Главное, что от любой болезни есть средство. И если бы у него получилось отыскать это средство, он мог бы взять в жены женщину, которую любил. И у них родилось бы дитя, то самое, идеальное. Дитя любви не может быть иным. Думаю, изначальный посыл был именно такой.

Милдред взяла Луку за руку.

– Он вел работу, но как проверить результат? Предложить денег? Это бы сработало раз-другой…

Да и то слухи бы пошли. Кто-то что-то понял бы или недопонял. Кто-то придумал бы. Кто-то подхватил бы чужую придумку. И в итоге все дошло бы до Комиссии.

– Он нашел свой способ.

– Похищать девушек? – Луке пришлось повысить голос, чтобы перекричать бурю.

А Милдред кивнула:

– Полагаю, себе он объяснил все необходимостью.