Что ж, Эраст Петрович. Как говорится, дай вамБог удачи и рекорда, о котором вы мечтаете. Трипед ваш отлажен в лучшем виде,не сомневайтесь. Не раз вспомните добрым словом механика Семена Скорикова.Может, на вас когда-никогда и некое угрызение снизойдёт. Или хоть лёгкоесожаление. Хотя, конечно, навряд ли. Кто вы и кто мы?

Тут из жалюзей (это щели такие) моторногоохладителя раздался тихий писк, и Сенька замер. Послышалось? Нет — вот, снова!Что за чудеса?

Посветил внутрь фонариком. Мышонок залез!

Говорил же, говорил Эрасту Петровичу, чтозазоры должны быть меньше! Пускай лучше их будет не двадцать четыре, а тридцатьшесть!

Вот вам пожалуйста. А если этот гадёныштопливный шланг прогрызёт? Ой, беда-беда.

Пока снимал кожух, пока гонял мышонка, покаотсоединял и вновь присоединял шланг (слава Богу, целый), сам не заметил, какнаступила ночь. Вернулся в дом, когда били часы — двенадцать раз. От этогопохоронного боя, гулко раздававшегося в пустой квартире, у Скорика перехватилодыхание и стало так страшно, так бесприютно, что хоть собакой вой.

Хорошо скоро после этого явился господинНеймлес. Совсем не такой, как давеча: уже не весёлый и довольный, а хмурый,даже злой.

— Ты почему не готов? —спрашивает. — Забыл, что тебе Мотю изображать? Надевай парик, ермолку ивсе остальное. Сильно г-гримировать тебя не стану, всё равно в подвале темно.Только нос подклею.

— Так ведь рано ещё. Мне к трём, —упавшим голосом сказал Сенька.

— Появилось ещё одно с-срочное дело, Ядолжен его решить. Поедем на “Ковре-самолёте”, будет ему заодно последнееиспытание перед стартом.

Здрасьте-пожалуйста. Полировал, надраивал — и всёпсу под хвост. Хотя, с другой стороны, лишний раз обкатать не вредно.

Жидёнком Сенька оделся быстро и уже безскандалу. Лучше так, чем мамзелькой.

Эраст Петрович же надел красивый мотокостюм:кожаный, блестящий, с жёлтыми скрипучими ботинками и гамашами. Заглядение!

А ещё инженер сунул в заспинный кармашек своймаленький револьвер (называется “герсталь”, сделан в заграничном городе Льеже,по особому заказу), и у Скорика ёкнуло сердце. Доживём ли до старта? Бог весть.

— Садись за руль, — велел господин Неймлес. —Покажи, что умеешь.

Сенька надел окуляры, втиснул уши под чересчурбольшую ермолку, чтоб не слетела. Эх, хоть прокатиться напоследок!

— На С-Самотёку.

Домчали в пять минут, с ветерком.

Эраст Петрович вылез у деревянного особнячка,позвонил. Ему открыли.

Сенька, конечно, полюбопытствовал — сходилпосмотреть на медную табличку, что висела на двери. “Ф. Ф. Вельтман,патологоанатом, д-р медицины”. Что такое “патологоанатом” — хрен его знает, но“д-р” значило “доктор”. Заболел, что ли, кто? Уже не Маса ли, встревожилсяСенька. Тут за дверью послышались шаги, и он побежал назад к аппарату.

Доктор был щупленький, взъерошенный и всёморгал глазами. На Сеньку уставился с испугом, в ответ на вежливое “доброгоздоровьица” неопределённо кивнул.

— Это кто? — шёпотом спросил Скорикинженера, когда мухортик, кряхтя, полез садиться.

— Неважно, — мрачно ответил ЭрастПетрович. — Это п-персонаж из совсем другой истории, нашего сегодняшнегодела не касающейся. Едем на Рождественский бульвар. Марш-марш!

Ну, а как мотор загрохотал, тут уж, конечно,не до разговора стало.

Инженер велел остановиться на углу тёмногопереулка.

— Оставайся в машине и никуда неотлучайся.

Само собой — как можно отлучиться? Ночнаяпублика, она известно какая. Не успеешь отвернуться, болт либо гайку отвернут,на грузило или так, из озорства.

Сенька положил на сиденье разводной ключ —пусть только сунутся.

Спросил у доктора:

— Заболел кто? Лечить будете?

Тот не ответил, а господин Неймлес сказал:

— Да. Необходимо хирургическоевмешательство.

Они двое пошли к дому, в котором светилисьокна. Постучали, вошли, а Скорик остался поджидать.

Долго ждал. Может, целый час. Сначала сидел,боялся того, как в ерохинский подвал к Упырю пойдёт. Потом просто скучал. А подконец тревожиться стал — не опоздают ли. Пару раз послышалось, будто в доме,куда инженер с врачом вошли, что-то трещит. Черт его знает, что они там делали.

Наконец, вышел Эраст Петрович — один и безкожаного кепи. Когда он подошёл ближе, Сенька увидел, что вид у господинаНеймлеса не такой аккуратный, как раньше: куртка на плече надорвана, на лбуцарапина. Он лизнул правый кулак — костяшки пальцев сочились кровью.

— Что случилось-то? — перепугалсяСкорик. — И где лекарь? С больным остался?

— Едем, — буркнул инженер, неответив. — Покажи мастерство. Вот тебе экзамен: домчишь до Хитровки задесять минут — возьму тебя в мотопробег ассистентом.

Сенька дёрнул дроссель ещё сильней, чем тогда,в первый раз. Авто рвануло с места и, покачиваясь на стальных рессорах,понеслось вперёд, в ночь.

Ассистентом! В Париж! С Эрастом Петровичем!

Господи, сделай так, чтоб мотор не заглох и неперегрелся! Чтоб шина на булыге не треснула! Чтоб не соскочила передача! ВедьТы всё можешь, Господи!

На углу Мясницкой двигатель чихнул и сдох. Засор!

Сенька, давясь слезами, продул карбюратор, начто ушло минуты две, не меньше. Из-за этого несчастья в заданный срок и неуложился.

— Стоп, — сказал инженер наперекрёстке бульвара с Покровкой и посмотрел на брегет. — Двенадцать минутдесять секунд.

Повесив голову, Скорик всхлипнул и вытер соплирыжим пейсом. Ах, Фортуна, подлая ты баба.

— Отличный результат, — сказал ЭрастПетрович. — А к-карбюратор вообще был прочищен за рекордный срок.Поздравляю. Про десять минут я, разумеется, п-пошутил. Надеюсь, ты неоткажешься сопровождать меня в Париж в качестве ассистента? Сам знаешь, Маса наэту роль не подходит. Он поедет за нами в дорожной к-карете, повезёт запасныеколёса и прочие детали.

Не веря своему счастью, Сенька пролепетал:

— И мы поедем втроём? В самый городПариж?

Здесь господин Неймлес задумался.

— Видишь ли, Сеня, — сказалон. — Вероятно, с нами поедет ещё одна особа. — А помолчав, добавилтише, без большой уверенности. — Или даже две…