Когда меня наконец выписывают с целым пакетом успокоительных и снотворных, я целыми сутками лежу на диване, отвернувшись к стене. Ливень заботится обо мне – покупает и готовит еду, разбирает почту, помогает мне оформить отпускной семестр в университете. Асиано еще на две недели остается в Амстердаме и навещает нас почти каждый день, проверяет мое состояние и помогает мне понять эту странную новую жизнь. Жизнь, в которой, кажется, нет ничего, кроме боли.

– Мне должно быть так больно? – спрашиваю я накануне похорон Хэйни.

У меня нет сил встать, нет сил даже повернуться к Асиано, когда он осторожно присаживается рядом.

– Да, – отвечает он и больше ничего не говорит.

– Сделайте что-нибудь. Пожалуйста. Вы же доктор…

Широкая ладонь ложится мне на лоб, закрывает воспаленные от слез глаза, от нее тепло и почему-то пахнет морем.

– Я ничего не могу сделать, Сэйнн, – говорит Асиано. – Прости. Я не могу изменить то, что ты чувствуешь, но я обещаю тебе, что боль – это не все, что есть в жизни. Будет много другого, хорошего и разного. Ты не всегда будешь себя чувствовать так, как сейчас. Поверь мне и пока просто потерпи.

«Ты не всегда будешь так себя чувствовать». Я цепляюсь за эти слова, они отдаются во внутренней пустоте бесконечным эхом. Я молюсь, чтобы они оказались правдой, иначе я просто сойду с ума.

– Я не хочу чувствовать. – Я закрываю глаза, горячие слезы текут из-под сомкнутых век. – Не хочу чувствовать вообще ничего. В мире людей слишком много боли.

– В мире также много хорошего. Ты увидишь. Сердце, способное на страдания, способно также и на радость.

– Нет. – Я все-таки поворачиваюсь к нему, вытираю щеки ладонью. – Какой смысл в радости, если ее могут отнять в любой момент? Если людей убивают среди бела дня в центре цивилизованной страны? Хэйни никому никогда не делала зла, она всем помогала, ее все любили. А я была злом. Теперь ее нет, а я здесь. Какой в этом смысл?

Снова плачу, сжимаясь в комок, мне хочется сделаться как можно меньше и незаметнее, потому что мир вокруг слишком большой и страшный. Асиано гладит меня по плечу и говорит:

– Ты всего две недели как человек, Сэйнн, это очень мало. Люди тысячи лет пытались понять, в чем смысл жизни и почему мир так устроен. Да черт его знает! Может быть, смысл у каждого свой, а чтобы найти его, нужны чувства, самые разные чувства – любовь, страх, скука, вдохновение, досада, любопытство. Все, что мы испытываем, ведет нас к чему-то еще.

Я перестаю плакать, замираю, успокоенная его голосом. Потом спрашиваю:

– Когда находишь смысл, боль уходит?

Он улыбается грустно – я не вижу, но чувствую и улыбку, и грусть, как крепкий пряный ликер в темном кофе.

– Нет. Но когда появляется что-то еще, кроме боли, мир приходит в равновесие. Иногда оно хрупкое, ненадежное, но благодаря ему ты снова встаешь и идешь вперед. Шаг за шагом. Так продолжается жизнь.

Теперь целыми днями я ищу равновесие. Иногда, на совсем короткий миг, мне кажется, что я нахожу его, а потом снова падаю, и вокруг меня только мрак, наполненный холодом и болью. Мрак пугает. Я боюсь потеряться в нем, боюсь остаться там навсегда. Я цепляюсь за руку Ливня, как за спасательный круг, вдыхаю аромат его кожи – аромат можжевельника и дождя. Его свет защищает меня, и тьма отступает, всего на один шаг, следуя за мной по пятам. Так мы день за днем ведем с ней борьбу. Теперь нас двое. Ливень гладит мои волосы, целует в висок. Я засыпаю на его плече и на секунду снова совсем ничего не боюсь.

На похоронах сестры мать подходит ко мне, и Ливень сразу становится между нами – он скажет потом, что боялся, что она меня убьет. Она не плачет, но у нее пустые и страшные глаза, и черное платье обтягивает ее тело, как живой скелет, но она спокойна. Может быть, та любовь, которую она испытывала к Хэйни, теперь защитит и меня?

Несколько секунд мы смотрим друг на друга молча, потом мать говорит:

– Я надеюсь, ты понимаешь, Сэйнн, какой ценный подарок ты получила. Прошу тебя, сделай с ним что-то, что имеет смысл.

Теперь я пребываю в поисках смысла.

Сначала мне кажется, что мрак никогда не рассеется. Но проходят недели, месяцы, и наступают сначала сумерки, а потом вполне светлые, хоть и пасмурные дни, в которых даже иногда проглядывает солнце. В Нидерланды приходит позднее дождливое лето. Ливень мотается между Амстердамом и Гронингеном, заканчивая учебу, а я все еще пытаюсь понять, что делать дальше. Моя специальность и работа в маркетинге меня больше не интересуют. Я забрасываю блог и обрываю контакты почти со всеми знакомыми, да и знакомые мной особо не интересуются – я уже не принадлежу к их кругу. У меня пока достаточно денег, чтобы не работать еще долго, но мир дискордов меня уже отверг, а мир людей еще не принял, и я отчаянно пытаюсь найти в нем свое место.

Поначалу мне очень трудно выходить из квартиры и находиться среди людей, трудно даже просто сходить в супермаркет. Все вокруг ощущается слишком остро и ярко, весь мир будто впивается острыми шипами в незажившие раны. Мое сердце болит при виде бездомного, спящего на ступенях возле канала, при виде ребенка в инвалидной коляске или пожилой супружеской пары, которая гуляет, держась за руки. Все вокруг – и плохое, и хорошее – оставляет во мне столько чувств, что, придя домой после короткой прогулки, я без сил валюсь на кровать и лежу весь остаток дня. Однако постепенно я замечаю, что маленькие радостные эпизоды наполняют меня силой, и учусь замечать их. Так я постепенно обретаю равновесие, о котором говорил Асиано, но до смысла еще далеко.

Однажды в августе, когда я чувствую себя уже достаточно хорошо, Ливень предлагает прокатиться на велосипедах до Зандфорта и погулять по пляжу. Бросив в рюкзаки покрывало и бутылки с водой, мы выезжаем рано утром и около десяти уже гуляем босиком по песчаным дюнам. В будний день, когда к вечеру обещали шторм, людей здесь почти нет, солнце то ярко светит, то прячется за пушистые облака, ветер шелестит сухим кустарником, море лениво плещется, будто отдыхает перед безумным танцем.

– Не считая Рима, это наше первое совместное путешествие, – говорит Ливень. – Я считаю, что надо это как-то отпраздновать.

– Давай поедим. – Я окидываю взглядом прибрежную улицу. – Тут вкусные морепродукты.

– О! – радуется Ливень. – Я знал, что пара часов на велосипеде пойдет тебе на пользу.

Мы садимся за грубо сколоченный деревянный стол почти у самого обрыва, смахиваем с него песок, заказываем креветок, печеную картошку и целый кувшин сангрии. Ароматное вино с фруктами, горячая еда и морской воздух дарят мне ощущение абсолютного блаженства. Ливень смотрит на меня с обожанием, сам наливает мне напиток, легко касается моей руки. Предлагает:

– Давай заночуем здесь? Я поищу нам какой-нибудь номер, а утром еще погуляем по заповеднику.

– У тебя же завтра интервью для дипломного проекта.