– Ну и что? Оно вечером. Я уже все подготовил, и мы можем вернуться на поезде вместе с великами.

Предложение классное, и я соглашаюсь. Потом нахожу взглядом наши велосипеды, стоящие у ограды неподалеку. Спрашиваю:

– Мы что, их не замкнули? Я не помню, как вешала замок, я все еще иногда плохо соображаю…

– Зачем? – смеется Ливень. – Тут почти никого нет, какой смысл тратить десять секунд на возню с ключами? Десять секунд – это до фига времени…

Картинка складывается в моей голове, когда я допиваю второй бокал, но я ничего не говорю. Десять секунд – это и правда иногда очень много. Особенно если велосипед может понадобиться быстро и тебе еще нужно до него добежать. Тогда нет смысла вешать замок, особенно если заранее поставить велосипед так, что его никто не увидит…

Я молчу почти все время, пока мы едим, а потом снова гуляем по пляжу. Я подбираю слова для вопроса, а заодно пытаюсь понять, действительно ли я хочу знать ответ. После всего, что произошло за последние месяцы, я в этом совсем не уверена.

– Сэйнн, что-то ты грустная, – говорит Ливень и берет меня за руку. – Хочешь, возьмем кофе?

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. Ветер треплет мои отросшие волосы, песок скрипит на зубах, солнце слепит глаза – я не надеваю очки, не хочу сейчас смотреть через фильтр.

– Мой отец… В смысле мой другой отец… Он в тот день пытался убить меня. И ты ему помешал.

Ливень не выдерживает моего взгляда, отводит глаза, смотрит на линию горизонта, размытую в полуденном мареве.

– Почему ты сейчас думаешь об этом? – спрашивает он.

– Потому что я вдруг поняла, почему он тогда не замкнул велик, хотя делал это всегда, если отходил от него хоть на минуту, – всегда, без исключений. Но в тот раз он рассчитывал, что столб с трансформатором упадет как раз в то время, когда я выйду во двор, а он будет уже в пути и его никто не заподозрит. Несчастный случай, а так как он отлично знал все оборудование и все конструкции в доме и вокруг него, ему не составило труда немного раскачать старый столб и рассчитать нужный момент – он знал, что когда я выйду из дома, то, как обычно, хлопну дверью, а это создаст вибрацию. И решил подождать, а потом быстро уехать, как будто он в этот момент уже был в дороге. Отличный план, вот только ты все испортил.

Ливень садится на песок, и я сажусь рядом с ним. Пару минут он молча зачерпывает горсти песка и сжимает его в кулаке, позволяя вытекать тонкой струйкой, как в песочных часах. Видимо, это его успокаивает – он уже несколько месяцев не принимает таблетки, с тех самых пор, когда не дал мне ускользнуть во тьму. Потом он говорит:

– Я видел, как он вышел из дома, вывел свой велосипед и поставил его в проходе между домами, а сам пошел за мастерскую. Я понял, что он что-то задумал, потому что он все время оглядывался по сторонам, но я не знал, что именно он собрался сделать. Я вспомнил тот разговор, который подслушал накануне, там было что-то о тебе, а потом увидел, как накренился столб с трансформатором, и понял, что он вот-вот может упасть. А ты должна была выйти с минуты на минуту. Я не осознавал тогда толком, что происходит, просто знал, что должен тебя предупредить, поднялся на крыльцо и хотел открыть дверь… Он увидел меня и, наверное, испугался ненужной жертвы, ведь он хорошо ко мне относился. Он втолкнул меня в дом, и это меня спасло, но уже было поздно – конструкция не выдержала, и он погиб у меня на глазах от удара током, по сути изжарился заживо. Я не сразу потом сопоставил все детали, долгое время просто не мог об этом думать, а когда понял, что должно было произойти, никому ничего не сказал – ни полиции, ни своему психотерапевту, ни родителям. Просто как-то знал, что не надо, да и что бы это изменило? По сути, он сам вынес себе приговор. И я долго не мог себе признаться в том, что радуюсь именно такому исходу. Потому что он больше не сможет причинить тебе зла.

Он говорит спокойно, а у меня из глаз текут слезы, горячие и горько-соленые, как море. Я вцепляюсь в его руку, прижимаюсь щекой к плечу, закрываю глаза – мне страшно отпустить его даже на секунду, страшно представить, что его могло бы сейчас не быть рядом.

– Ты мог тогда погибнуть.

Ливень обнимает меня, и в его голосе я чувствую грустную улыбку:

– Наверное. Но теперь я знаю, что это было бы не зря. И я мог бы даже успеть сделать тебя человеком.

– Но тогда сейчас тебя со мной не было бы.

– Ну был бы кто-то другой.

– Я не хочу никого другого. – Ложусь головой к нему на колени, и меня вдруг переполняет такая радость, как будто меня сейчас, только что, спасли от смерти. – Ливень, я хочу, чтобы ты всегда был рядом. Давай поженимся.

Ливень гладит мои волосы, и его пальцы не замирают ни на секунду.

– Хорошо, – отвечает он просто. – Так кофе брать?

К вечеру и правда начинается шторм. Мы лежим на кровати в номере под самой крышей, небо бушует над нами, сливаясь с морем, ночь за маленьким окном сверкает разрядами молний. Вокруг темно, но тьма больше меня не пугает. Я знаю, что ее можно не бояться, когда внутри тебя горит свет.

Сезоны сменяют друг друга, хотя из-за дождей это едва заметно. В конце осени, незадолго до нашей свадьбы, я наконец завершаю дело, которое обдумывала последние пару месяцев, для которого собирала информацию, вела переговоры и оформляла нужные документы. Из тех денег, которые я получала все эти годы за свое темное сердце, с привлечением еще нескольких влиятельных людей я открываю стипендию имени моей сестры. Теперь ее могут получить одаренные студенты в области медицины, чтобы спокойно учиться и не думать о кошмарных счетах и кредитах на учебу. Возможно, кто-нибудь из них в будущем изобретет важное лекарство. Но даже если нет, то все равно их помощь этому миру будет бесценна.

Когда о стипендии пишут в газетах, мать звонит мне и впервые за всю жизнь благодарит меня. А потом быстро кладет трубку. Я перезваниваю и приглашаю ее приехать на открытие фонда. Она соглашается и целый вечер беседует с ребятами и девушками, которые первые получили стипендию, время от времени вытирая слезы. А потом устраивается в фонд администратором – обрабатывать заявки студентов из других стран и искать в выпускных классах новые таланты.

В декабре мы расписываемся с Ливнем в городской ратуше – без гостей и свидетелей, только мы вдвоем. Амстердам сияет рождественскими огнями, и, хотя каналы не замерзнут еще долго, каток уже открыт, поэтому на собственную свадьбу мы приходим с коньками, а потом проводим совершенно великолепный день, который заканчивается сборами в дорогу – на Рождество Асиано пригласил нас в свою семью. И, когда мы выходим из машины напротив большого дома в пригороде Рима и я вижу табличку с адресом, я понимаю, что у меня остался один, последний вопрос.

На табличке написано Rossi. И хотя это одна из самых распространенных в Италии фамилий, если верить статистике, я не верю, что это совпадение.