В общем, мне тоже стало нехорошо. Но совсем не потому, что я испугался. То есть я испугался, но совсем не того.

– НЕ СТРЕЛЯТЬ!!! – заорал я поочередно на трех языках: северном, словенском и кирьяльском. – НЕ СТРЕЛЯТЬ!!!

Я успел. Наверное, потому, что не я один был ошарашен. Стрелы не полетели. Я успел крикнуть. А вот Медвежонок успел сделать. Спрыгнул с невысокой кручи на каменистый пляж, бросил наземь щит, сдвинул шлем на затылок, раскинул руки и заорал:

– Рулав!

Как он ухитрился узнать среди столпившихся на носу и прикрывшихся щитами «десантников» нашего бывшего сопалубника, я не знаю. Просто узнал – и всё.

И всё.

В смысле, всё хорошо оказалось.

– А я думал – сегодня в Ирий! – сказал мне позже Харра Стрекоза. – Увидел, что у берега не два драккара, а три, и решил – конец нам. Ну сам дурак. Мог бы и признать твоего «Северного Змея».

– Не ты один, – успокоил я. – Да и не на драккары вы все смотрели. Но я вот чего не понимаю: почему вы не сдали назад. Могли бы затабанить и оторваться, пока мы, то есть не мы, а враги загружались да разгонялись.

– Не могли, – покачал головой Харра. – Это же наши данники. Одни из наших данников здесь. Им только покажи слабость, и потом по новой примучивать придется. А сразись мы за них, все их роды потом за наши смерти выкуп Ольбраду платили бы. Ну и сам знаешь: ратная слава выше жизни. И что это за жизнь, когда ты осрамился? – спросил он и вдруг заулыбался: – Ты меня дразнишь ярл, да?

Пришлось кивнуть. И тоже ухмыльнуться. Хотя я бы на их месте точно попытался свалить. Или – нет? Если бы на месте этих весян были мои кирьялы?

А черт его знает. Хорошо всё, что хорошо кончается.

– Куда шли-то? – спросил я.

– А к вам. Ольбард сказал: если вы в вик пойдете, так и мы с вами. Ты ведь не отказался бы?

– Нет, конечно.

Шесть десятков варягов. Еще бы я отказался! Да и сейчас не откажусь.

– Кто у вас старший?

– Руад. А мы с Рулавом – старшая гридь. Хольды по-вашему, – добавил он не без гордости.

– А пойдем-ка к нему, – предложил я, поднимаясь.

Как говорит мой братец: никогда не откладывай то, что можно съесть прямо сейчас.

– Пойду! – мгновенно отреагировал на мое предложение компании Руад. – А на кого?

– Не на кого, а на что, – поправил я. – На Смоленск!

И сразу скепсис на усатой физиономии. Не понял.

– Ты ведь не был в Смоленске, – осторожно поинтересовался варяг.

– Не был. И что с того? Дорогу найдем как-нибудь.

– Дорогу я знаю, – произнес Руад еще задумчивее. – И даже не одну. Но полутора сотнями Смоленск не взять. Даже такому удачливому ярлу, как ты, Ульф. У Дира одна только дружина под три сотни. А еще ополчение. И стены у Смоленска – ого-го!

– Так не мы одни пойдем, – успокоил я. – Трувор тоже пойдет. И Рюрик со своими.

Руад сразу повеселел.

– Тогда ладно, тогда возьмем! А Рюрик точно пойдет?

– Думаешь, без него не справимся? – подколол я.

– Ну с Трувором, может, и справились бы, но что Рюрик пойдет – это совсем хорошо. Он хитрый, Рюрик. И загребущий. Мало того что всех ладожских данников под себя тянет, так еще и к нашим присматривается. Уйдет – Ольбарду посвободней будет.

Посвободней, значит? А поподробнее?

– К вашим данникам или к тем, кого вы только собираетесь наклонить? – поинтересовался я.

Руад засмеялся:

– Да какая разница, если Рюрик на юг уйдет. Жаль, пиво кончилось! Даже чашу нечем наполнить, кроме сока этого.

– А мне нравится, – возразил я.

А что? Березовый сок, чуть подбродивший, отлично освежает.

– Пойду брата порадую, – сказал я. – А то у него день сегодня был неудачный. Ни добычи, ни драки…

– Да, печальный день, – согласился Руад. – Но точно не для нас!

И мы дружно засмеялись.

Я действительно удачлив. И Медвежонок оказался прав: это был и впрямь очень удачный день.

Мы у стен города Смоленска. И чем дольше мы здесь, тем сильнее ощущение, что моя Удача отправилась в бессрочный отпуск. Мы торчим здесь уже неделю. «Мы» – это Трувор, Рюрик и я. С примкнувшими к нам союзниками.

У нас изрядное войско, даже, я бы сказал, огромное войско, по здешним меркам: почти тысяча бойцов. Две трети из них – Рюриковы. Мой бывший конунг оказался превосходным организатором и политиком: воодушевил на южный поход многих. В том числе и полоцкого князя, которого он зимой так мечтал завоевать.

Полоцк представлял уже знакомый мне княжич Честа. И куда менее симпатичный воевода Андот, полностью соответствующий своему имени[15], если это, конечно, имя, а не прозвище. Обожженная, в грубых шрамах морда, изрисованная красными и синими татухами. Не лицо, а маска ярости.

Увидев его в первый раз, мой братец здорово развеселился и громогласно заявил, что не прочь познакомиться с тем, кто так мастерски поработал с внешностью свея. И тут же уточнил, что говорит не о цветных узорах, а о художественной росписи острым железом.

Воевода от «комплимента» побагровел, став еще уродливее, но тоже углядел кое-какие татухи, в частности, вытатуированные медвежьи лапы на ручищах Свартхёвди… и быстренько сменил вектор настроения: осклабился с показным добродушием, мол, отличная шутка. И этим напряг уже меня, потому что умная и осторожная зверюга намного опасней, чем просто свирепая.

В общем, постарался Рюрик, привел к Смоленску изрядные силы.

Но недостаточно изрядные.

Когда я увидел эти стены, то сразу понял: будет непросто. Собственно, здесь, в Гардарике, я еще не видел ничего подобного. Обычной городской оградой был частокол. Он мог быть весьма высоким. Мог быть двойным с засыпкой между двумя рядами столбов, но с фортификационной точки зрения вполне преодолимым. Нашими силами.

А здесь была именно стена. Пусть тоже деревянная, но очень, очень внушительная. Конечно, я видел стены и покруче. Тот же Йорвик в Англии. Или Тур в стране франков. Или Париж.

Видеть-то я их видел, но прекрасно помнил: мы их так и не взяли. И Париж не взяли бы, если бы Карл Лысый не отдал его сам. А ведь в сравнении с той армией, которую привел во Францию Рагнар Лотброк, наше сборное воинство – детишки, которые топчутся вокруг огороженной бетонным забором песочницы.

В общем, мне как-то сразу стало ясно: взять Смоленск штурмом нам не удастся.

А где-то через недельку стало понятно, что измором его тоже не взять. Июнь – прекрасный месяц в этих краях. Всё цветет и пахнет, жизнь бьёт ключом, трава из земли так и прет, так что в фураже для лошадей нет никакой необходимости.