Фрэнсис показала на дверь в туалет в конце помещения, и Кармел, поднявшись, направилась туда, чуть прихрамывая.

Бен и Джессика сидели плечом к плечу у стены и пили воду прямо из бутылок.

Хизер и Зои спали, лежа на ковриках, лицом к лицу. Хизер во сне поглаживала волосы Зои.

– Хотите пить? – Наполеон не без труда присел на своих длинных ногах перед Фрэнсис, протягивая бутылку с водой. – Я думаю, она чистая, без начинки. Но если опасаетесь, то можно напиться из-под крана, хотя они вполне могли бы сделать что-нибудь и с водоснабжением, если бы уж очень захотели.

– Спасибо. – Фрэнсис взяла у него бутылку с водой; ей вдруг ужасно захотелось пить, и она залпом чуть не опустошила всю бутылку. – Как раз то, что мне было нужно, – поблагодарила она.

– Думаю, то, что они оставили нам воду, хороший знак. – Наполеон поднялся. – Они нас не совсем бросили.

– Что вы имеете в виду? – спросила Фрэнсис.

Она потянулась. Какое прекрасное ощущение! Она с нетерпением ждала завтрака.

– Мы здесь заперты, – извиняющимся тоном сказал Наполеон, словно был в чем-то виноват. – Отсюда, похоже, не выйти.

КАРМЕЛ

Это наверняка часть программы. – Кармел не понимала, почему все так взволнованы. – Долго мы здесь не пробудем. Все в порядке.

Время, по словам Наполеона, – а часы здесь оказались у него одного – приближалось к двум часам дня, но никто из персонала «Транквиллум-хауса» так и не появился. Они провели здесь уже почти двадцать четыре часа.

Все сели в кружок, как сидели днем раньше, когда знакомились. У всех был измученный и несвежий вид. У мужчин на лице появилась щетина. Кармел очень хотелось почистить зубы, а вот особого голода она не испытывала, хотя и не ела почти сорок восемь часов, так что в этом смысле все было замечательно. Если подавление аппетита было одним из побочных эффектов вчерашнего великолепного наркотического приключения, то она только за.

Каждый из них понимал, что единственный выход отсюда – через тяжелую дубовую дверь внизу лестницы, а эта дверь была надежно, основательно заперта на новехонький электронный замок, клавиатура которого располагалась рядом с ручкой. Возможно, требовался какой-то код, чтобы открыть ее, но многочисленные попытки подобрать нужную комбинацию не дали результата.

Фрэнсис предположила, что код, вероятно, тот же, что они набирали у ворот «Транквиллум-хауса».

У Наполеона была та же мысль, но он не помнил цифр.

Кармел их тоже забыла. Она плакала, когда приехала в «Транквиллум-хаус»: ее внезапно посетило воспоминание о медовом месяце, когда они останавливались в отеле с похожим интеркомом. Теперь это казалось глупым. Ее медовый месяц вовсе не был так уж прекрасен. У нее случилась жуткая инфекция мочевыводящих путей.

Бен был уверен, что не забыл номер, который набирал у ворот, но если и так, то замок отпереть все равно не удалось.

Тони сказал, что тоже запомнил код, хотя одна цифра в его варианте отличалась от того, что запомнил Бен, но и это не сработало.

Кармел предложила набрать цифры номера телефона «Транквиллум-хауса», который почему-то застрял в ее памяти. Опять неудача.

Фрэнсис подумала: код может быть и буквенный. Они принялись опробовать разные слова: Транквиллум. Очищение. Маша.

Ничего не получалось.

По версии Зои, это им предложена какая-то игра. «Выбраться из комнаты». Она рассказала, что есть такая идиотская мода: люди разрешают запереть себя в комнате ради удовольствия придумать способ выбраться оттуда. Зои как-то раз попробовала. Она сказала, что ей понравилось и что было множество подсказок, на которые поначалу не обращаешь внимания. Например, Зои с друзьями отыскала спрятанные в комнате детали, потом они собрали фонарик, с помощью фонарика прочли тайное послание на внутренней стенке шкафа, а из послания узнали, что делать дальше. Таймер на стене отсчитывал минуты, и, по словам Зои, они выбрались за считаные секунды до истечения отпущенного времени.

Но если и здесь началась игра «Выбраться из комнаты», то этот вариант оказался явно сложнее. Комната была практически пустой. Кроме полотенец, ковриков, раскладушек, бутылок с водой, наушников, масок и свечных огарков, в ней ничего не было. Ни полок с инструкциями в книгах. Ни картин на стене. Ничего такого, что могло бы послужить ключом.

Будь в мужском или женском туалете окна, они разбили бы их и выбрались бы наружу. Ни подземных ходов, ни вентиляционных шахт.

– Нас словно заперли в подземелье, – сказала Фрэнсис.

Кармел эти слова показались слишком мелодраматичными, но Фрэнсис зарабатывала на жизнь романтической писаниной, так что следовало сделать скидку на ее слишком активное воображение.

В конечном счете все они, расстроенные и растрепанные, снова сели.

– Да, все это часть плана, – сказала Хизер, обращаясь к Кармел. – Сначала незаконно напоили нас наркотиками, потом заперли здесь и так далее и тому подобное. Беспокоиться не о чем, все в порядке. – Она говорила саркастичным тоном, слишком фамильярным для едва знакомых людей.

– Я говорю о том, что мы должны довериться плану, – старалась оставаться невозмутимой Кармел.

– Вы заблуждаетесь, – сказала Хизер.

Это явно прозвучало грубовато. Кармел напомнила себе, что Хизер потеряла сына, и ответила ровным тоном:

– Я знаю, мы все устали, все в стрессовом состоянии, но переходить на личности нет нужды.

– А это разве не про личности! – прокричала Хизер.

– Детка, не надо, – сказал Наполеон.

От той нежности к жене, которую услышала в его голосе Кармел, у нее перехватило дыхание.

– Кармел, у вас есть дети? – спросила Хизер более сдержанным тоном.

– У меня четыре маленькие девочки, – осторожно сказала Кармел.

– Что вы почувствовали бы, если бы кто-нибудь дал вашим детям наркотики?

Да, конечно, она ни в коем случае не хотела, чтобы хоть крошка наркотика попала на их драгоценные губы.

– У меня маленькие дети. Маша, конечно, никогда бы…

– Вы хоть представляете, какие сильные долгосрочные последствия для нашего здоровья это будет иметь? – оборвала ее Хизер.

– Я так плохо еще никогда в жизни себя не чувствовала, – сказала Джессика.

– Вот вам пожалуйста, – удовлетворенно произнесла Хизер.

– А я никогда в жизни еще не чувствовала себя так хорошо, – заявила Кармел.

Это было бы абсолютной правдой, если бы не зубы, но она и в самом деле чувствовала себя неплохо. Перед ее мысленным взором мелькали образы, которые она пока не могла истолковать, словно она провела день перед каким-то невероятным захватывающим произведением искусства.