Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, ему этого было недостаточно. Он хотел видеть ее лицо, хотел читать желание в ее глазах.
Коул обнял Имоджен за талию. В тишине комнаты раздался тихий скрип его протеза.
– Вы должны пообещать мне, что не будете совершать неправильные поступки, – напомнила Имоджен.
– Мы оба прекрасно знаем, что я непременно буду их совершать, – хрипловатым от возбуждения голосом промолвил Коул.
Чувствуя тяжесть в паху, он крепко обнял Имоджен, и она доверчиво прижалась к нему всем телом. Он осыпал поцелуями ее обнаженные плечи и шею.
Коул знал, что как только их губы сольются в поцелуе, он полностью утратит контроль над собой, и избегал этого до поры до времени. Ему хотелось продлить невинные ласки, запомнить этот момент навсегда, упаковать его в своей памяти, как бесценный подарок, в фольгу из лунного света, и затем хранить глубоко в сердце. В тайном уголке, в который никто, кроме него, не мог заглянуть.
Тихий стон вырвался из груди Имоджен, когда губы Коула коснулись чувствительной точки на ее шее. Ее пальцы погрузились в его волосы, и она еще сильнее прильнула к нему.
– Я… я передумала, – прошептала она, – я разрешаю вам целовать меня.
Ее губы скользнули по виску Коула и стали искать его рот. Но он сопротивлялся.
– Какая вы непостоянная, леди Анструтер, – насмешливо промолвил Коул.
– Дело не в этом. Я боюсь сболтнуть что-нибудь лишнее, если мой рот не будет занят.
С каким наслаждением Коул припал бы к ее губам! Искусал бы их в кровь! Но… но он боялся, что в нем снова проснется зверь и испортит этот момент светлой радости, тепла и нежности.
Затянутая в шелковую перчатку рука Имоджен гладила его по щеке. Коул ощущал тепло сквозь тонкую ткань.
– Вы можете открыть мне душу, рассказать все, что вас тяготит, – промолвил он и уткнулся носом в ее ладонь, как волк, требующий ласки.
С помощью зубов Коул ловко распорол тончайшие швы перчатки на пальцах Имоджен, и перчатка соскользнула с ее руки. Коул положил ее в карман, решив начать собирать коллекцию перчаток леди Анструтер.
– Знаете, что мне в вас нравится? – спросил он, чувствуя, как она выгнула спину, когда он провел рукой по ее позвоночнику. Ее дрожь привела его в восторг. – Ваша неспособность скрывать чувства. Я улавливаю эмоции даже в темноте. И должен признаться, они заразительны.
Он поймал губами мочку уха графини и стал посасывать ее. Из груди Имоджен снова вырвался стон удовольствия.
– Вы не знаете, что я скрываю, – задыхаясь, пробормотала Имоджен. – И никогда не узнаете.
– Почему? – облизывая ее ухо, спросил Коул.
– Потому что… – еле слышно произнесла Имоджен. – Потому что когда человек слишком долго хранит свои тайны, он становится зависимым от них. И если он наконец заговорит, разоткровенничается, его жизнь в результате этого может рухнуть.
– Расскажите мне все без утайки, – стал уговаривать ее Коул. – Признайтесь, чего вы боитесь. Откройте свои секреты, и я возьму вас под защиту.
– Вы считаете, я должна это сделать? – жалобно спросила Имоджен, и ее губы коснулись его шеи. – Неужели прошлое имеет значение теперь, когда вы вернулись, а я стала тем, кем сейчас являюсь, перестав быть той, кем была раньше?
Коул не понимал, о чем она говорит. Он отдался на волю чувств, ощущая влажные прикосновения ее губ к своей шее и щеке.
Ему казалось, что своим бормотанием она пытается отвлечь его, снять напряжение. Но Коулу было сейчас не до разговоров. Он ощущал тяжесть в паху, которая постепенно нарастала. Он жадно припал к ее чувственным губам и с наслаждением стал пить легкое дыхание Имоджен. «Пусть она держит свои дурацкие секреты при себе», – подумал он. Ему не хотелось усложнять и без того непростые отношения с графиней, поэтому он гнал от себя посторонние мысли.
Сейчас существовали только он и она. Кроме них, в мире никого не было в эту минуту. Очертания комнаты растаяли в тусклом свете луны. Коулом овладела бешеная страсть, яркая, как вспышка молнии, горячая, как огонь. По сравнению с ней все тускнело и меркло. Они оказались одни во Вселенной, которая то сжималась, то расширялась, освещенная лишь крошечными вспышками новых незнакомых звезд.
Имоджен обхватила лицо Коула ладонями. От одной исходило тепло, а другая была все еще в перчатке. Коул жадно целовал девушку, он был похож на истомленного жаждой путника, который наконец-то добрался до свежей холодной воды.
Руки Имоджен скользнули по его шее, груди и вцепились в лацканы сюртука. Тихий стон вырвался из груди герцога, его охватила дрожь желания, она опаляла его нервные окончания, толкала на безумства. Коулу хотелось сбросить с себя одежду.
Внезапно Имоджен отпрянула от него, прервав поцелуй, но Коул удержал ее в своих объятиях. Она прижалась щекой к его щеке, и Коул почувствовал влагу на ее коже. Это были слезы.
– Я бы полюбила вас, если бы вы мне позволили, – в отчаянье прошептала она.
Ее слова потрясли Коула до глубины души и вернули его с небес на землю. Имоджен находилась в его объятиях. Она была рядом, живая и трепетная, в отличие от Джинни – призрака из прошлого, сохранившегося лишь в его памяти. Имоджен готова была отдать ему всю себя без остатка, искренне и честно.
Коул открыл было рот, чтобы ответь ей. Он был готов нырнуть со скалы в опасное море чувств, но тут рука Имоджен скользнула вниз, и Коул потерял способность думать и говорить.
Ее ладонь легла на его разбухший затвердевший член, от которого топорщилась ткань брюк в паху. Коул потерял не только дар речи, но и последние крупицы самообладания. Как у оборотня в полнолуние его человеческая сущность вмиг исчезла, и он превратился в зверя. Из его груди вырвался рык, и он стал грубо целовать Имоджен, безжалостно сжимая ее в объятиях.
Толкнув Имоджен вперед, он усадил ее на стол и, вновь впившись губами в ее рот, раздвинул ее ноги. Встав между ними, Коул снова прижал девушку к своей груди, и она послушно прильнула к ней. Имоджен обвила его руками и ногами так, словно боялась упасть.
Однако Коулу было недостаточно этих объятий. Он жаждал почувствовать обнаженную женскую плоть, теплую кожу, влажную от желания физической близости. Ему нужны были ритмичные движения и зрелище ее экстаза.
Быстро сняв перчатки, Коул задрал юбки Имоджен выше колен. Он использовал левую руку с протезом, чтобы удержать Имоджен в своих объятиях, а правая скользнула под юбку и нащупала обнаженное бедро чуть повыше шелкового чулка с атласной подвязкой.
Пальцы Коула проникли в ее горячую влажную пульсирующую промежность, и Имоджен стала задыхаться и корчиться, выгибая спину от страсти.
Чувствуя себя одновременно насильником и желанным любовником, Коул стал ласкать бугорок в ее промежности, самую чувствительную точку женского тела.
Из груди Имоджен теперь вырывалось не прерывистое дыхание, а свист. Она подавалась вперед при каждом его прикосновении. Коул изрыгал грубые похотливые слова, ругательства, но его рука была нежной.