Милли положила ладонь на руку Имоджен.

– Каждая из нас может поведать драматическую историю испытаний и опасностей, через которые нам пришлось пройти, – промолвила она. – Но нас всегда защищали и спасали наши мужчины. И Морли знает, что Тренвит возьмет вас под свою защиту.

– Тренвит становится частью нашего братства, – пояснила Фара. – А это значит, что вы становитесь близким нам человеком, одной из нас.

– Вы становитесь нашей названой сестрой, – подсказала Мена.

– Вы не похожи на других светских дам, – заявила Милли, – праздных и бесполезных для общества. Вы помогаете нам творить добро. У вас быстрый ум, крепкое тело и доброе сердце. В вас есть все, что привлекает в женщинах таких мужчин, как вот эти.

И она указала на своего мужа и его приятелей.

У Имоджен перехватило горло от таких комплиментов, и она откашлялась, прежде чем заговорила снова.

– Вы очень добры. Но мы с Тренвитом не пара и не собираемся становиться ею. Герцог согласился сопровождать меня сегодня на бал только потому, что его попросил об этом Морли.

Милли фыркнула.

– Держу пари, что вовсе не просьба инспектора побудила Тренвита сопровождать вас на бал.

– Простите меня за грубость, – поддержала подругу Мена, – но по поведению Тренвита видно, что он готов овладеть вами прямо здесь и сделал бы это, если бы вы ему только позволили.

– Мена! – смеясь, одернула ее Фара. – Это неотесанные шотландские горцы так на тебя повлияли!

Маркиза загадочно усмехнулась. В этот момент она была необыкновенно хороша собой.

– Между мной и Тренвитом стоит непреодолимая преграда, – вздохнув, призналась Имоджен и украдкой бросила взгляд на герцога, стоявшего в окружении приятелей. Он был выше всех в этой компании. Его волосы в свете зажженных ламп отливали золотистым блеском. На Имоджен вдруг снова нахлынули воспоминания о проведенной вместе ночи, и она погрустнела. – Не спрашивайте меня, что это за преграда. Скажу только, что нас разделяет прошлое, в котором слишком много боли и роковых тайн.

– С тайнами нужно быть особенно осторожной, – предупредила Мена. – Они могут испортить человеку жизнь.

Имоджен кивнула и вдруг заметила, что снова держит в руке полный бокал. Наверное, официант незаметно его наполнил. Пригубив шампанское, она направилась вместе с остальными дамами к парадной лестнице встречать гостей, которые уже начали съезжаться.

Да, тайны действительно могли разрушить те непрочные хрупкие отношения, которые у нее сложились с Коулом.

Яркий алый цвет платья Имоджен заставлял Коула постоянно думать о сексе. Это было для него настоящим проклятием. Имоджен как будто провоцировала его, наряд, который она выбрала, раздражал герцога. Графиня выглядела в нем слишком соблазнительной, настоящей искусительницей, обольстительной и порочной. Весь вечер у него в голове крутилась цитата из Библии: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение. Дух бодр, плоть же немощна…»

Эти слова сводили Коула с ума. Повторяя их про себя, он неотрывно следил за Имоджен, которую очередной кавалер кружил в вальсе на паркете.

– Плоть же немощна… – забывшись, повторил Коул вслух.

– Что вы сказали, ваша светлость? – переспросил его полковник Персиваль Роллинс, лорд Уиндертон, покручивая по своему обыкновению длинный ус.

Концы его усов были завиты вверх, и казалось, что полковник постоянно улыбается.

– Ничего, – быстро ответил Коул. – Пожалуйста, продолжайте, я вас внимательно слушаю.

– Я говорю, что Грач неделю назад отхлестал кнутом прусского дворянина, – загремел полковник. – Если у него нет уважения к знати, то, помяните мое слово, он скоро начнет избивать британских аристократов.

Коул изобразил на лице тревогу, делая вид, что разделяет чувства полковника, хотя слушал его вполуха.

Он встал у камина, потому что отсюда можно было наблюдать за всем, что происходило в бальном зале, следить за входом и время от времени бросать взгляд в игорный зал. Единственный недостаток его положения заключался в том, что он был вынужден общаться с джентльменами, сплетничавшими, словно сборище матрон, о последних выходках Грача.

Но не только это обстоятельство раздражало герцога. Он с досадой наблюдал за Имоджен, которая не пропускала ни одного танца, кружась в вихре удовольствий с приглашавшими ее кавалерами, а в перерывах между турами пила шампанское бокал за бокалом. И то, что графиня уже навеселе, судя по всему, заметил не только Коул. Партнеры обращались с ней довольно фамильярно, позволяя себе во время танца вольности, которые Имоджен в трезвом состоянии никогда бы не допустила. Они прижимались к ней всем телом, их руки скользили по ее спине и талии и даже спускались на бедра.

Кавалеры наперебой старались обворожить и соблазнить Имоджен, они возносили ее красоту до небес, льстили, говорили комплименты. И она, казалось, не знала, кого из них выбрать.

Имоджен цеплялась за них, стараясь удержаться на ногах, кружилась и громко смеялась. При этом она избегала герцога, как будто он был прокаженным.

Терпение Коула было на пределе. Ему хотелось переломать руки и ноги всем наглым хлыщам, которые вертелись вокруг графини. Как они смели прикасаться к ней, крепко обнимать, гладить ее спину и бедра?! Коулу ничего не стоило расшвырять всех этих светских щеголей или свернуть им шеи. Он хорошо знал, как хрустят шейные позвонки…

Воображение Коула разыгралось. Он едва сдерживал себя. Несмотря на то что Коул сопровождал графиню на бал, он имел право танцевать с ней лишь один раз. Два раза на одном балу танцевали те, кто открыто симпатизировал друг другу. Три раза выходила на паркет пара, которая имела твердое намерение вступить в брак. Таков был негласный этикет, которому неукоснительно следовали в высшем обществе.

Коул вдруг подумал: а не пригласить ли ему на танец графиню три раза?

Но как он мог иметь намерение жениться на Имоджен, когда всю прошлую неделю провел в поисках другой женщины? Коул выяснил, что любовник увез Давину в Париж. Он отправил по ее следам частного детектива, но известия от него могли поступить только через несколько недель. Тем временем Блэквелл сообщил Коулу, что Эцио дель Торо умер своей смертью пару месяцев назад. Поиски в его доме или окружении девушки, по внешности и возрасту схожей с Джинни, ничего не дали. Выяснилось также, что перед смертью его до нитки обобрала любовница, дородная женщина родом из России.

Коул чувствовал, что леди Анструтер постепенно вытесняет образ Джинни из его сердца. Он не мог забыть страстный поцелуй в тесной комнатке рядом с кухней. Имоджен тогда пылко отвечала ему… Она, несомненно, испытывала к нему сильные чувства. И они были взаимными. Имоджен сначала пробудила в нем зверя, а потом усмирила его. В этом поцелуе они как будто обменялись друг с другом частицами души. Коул и не подозревал, что в леди Анструтер таится такая страсть, такой огонь желаний, такой необузданный пыл.