Они хихикнули и внезапно стали все теми же корнуолльскими девчонками, которые делятся друг с другом историями и обсуждают подробности. Опустив некоторые детали, Рут поведала Шейле о свидании и развязке, и ее рассказ оказался смешным, но не менее унизительным. Она смахнула слезинки с глаз и сказала:

– Давно я так не смеялась! Приходи почаще.

– Можем запланировать один или два выхода в свет, если тебя это не слишком утомит. – Шейла остановилась. – Кстати, я хотела сказать кое-что.

Рут перестала смеяться, услышав перемену в тоне ее голоса.

– Что? – спросила она, неожиданно для себя прислушиваясь к каждому звуку в комнате – часы, посудомоечная машина, далекий гул самолета, позвякивание металлических браслетов, которые Шейла крутила на запястье.

– Я думала, что ты расстроишься, но, учитывая то, что ты только что сказала, я, вероятно, ошиблась.

– Расстроюсь из-за чего?

– Вчера вечером мы с Саймоном пошли в “Альгамбру” посмотреть “Парни и куколки”, наши места были на первом ряду балкона с видом на партер. Прежде чем погас свет, мы заметили Адама, он сидел прямо под нами. А рядом с ним – та женщина, с которой он работает, – мы встречались с ней здесь на вечеринках, высокая блондинка…

– Эмили, – сказала Рут. Сердце вдруг бешено заколотилось, стало трудно дышать. Как она раньше не догадалась?

– Да, – сказала Шейла. – Я не спала почти всю ночь, размышляя, стоит ли говорить тебе, но я не хотела, чтобы ты услышала это от кого-то другого, потому что они были… Ну, они выглядели как пара. Саймон тоже так подумал.

Лицо Рут казалось непроницаемым.

– “Парни и куколки”, говоришь?

– Да. – Шейла облегченно выдохнула. – Прости, что напоминаю о нем, тебе, наверное, плевать, что там с Адамом…

По лицу Рут потекли слезы, и она начала раскачиваться взад и вперед.

– Нет, нет, нет. Я этого не вынесу.

* * *

Рут всю ночь мучилась без сна. Она представляла Адама в постели с Эмили: он хочет ее, гладит ее, входит в нее. Голова Эмили покоится в теплой впадине под его ключицей, они пытаются отдышаться после бурного секса. Его рука обнимет Эмили за плечи. Он держит ее грудь, смотрит ей в глаза и притягивает к себе. Все физические воспоминания, которые они с Адамом накопили вместе – год за годом, кожа к коже, и радость, и печаль – теперь уничтожены более упругой, молодой и волнующей плотью Эмили. Они уничтожили ее.

Но к чему ее удивление и гнев? Если был Сэм, то почему бы не быть Эмили? У Адама больше причин. Это она его вышвырнула. Нечего теперь жаловаться. Все эти годы исчезли, безвозвратно. Он разыграл свою последнюю карту, ту, которую держал ближе всего к груди. Она не придавала ему значения, предполагала, что он всегда будет рядом, на периферии ее зрения, надежным, предсказуемым, преданным. Она никогда не думала, что он уйдет навсегда. Без него она рухнет, развалится. Теперь нет ничего, некого винить, некого утешать.

А теперь залезай под одеялко, девочка моя, и засыпай.

Теперь ты сама по себе и совсем никому не нужна.

На следующий день Рут пригласила Лорен пообедать в кафе в Сомерсет-хаусе. Когда она пришла, Рут уже сидела за столиком в нише; Лорен обняла мать, встала рядом с ней и приложила руки к животу, стараясь почувствовать движение.

– Кажется, заснул, – через некоторое время сказала Рут. – Пока я была в офисе, он чуть ли не кувыркался. – Она неловко поерзала на стуле. – Может, немного отдохнем? У меня судорога в правой ноге.

– Мне повезло, похоже, он успокаивается, когда я рядом. – Лорен села. – Спасибо, что присылаешь видео с его акробатическими трюками и что так часто ему поешь. Я готова номинировать тебя на премию “Лучшая в мире суррогатная мать”.

Рут выдавила улыбку.

– Мам, все хорошо? Ты что, нервничаешь?

– Мне нужно кое-что тебе сказать.

Лорен застыла.

– Что-то с ребенком? Или с тобой?

– Нет-нет, ни то, ни другое. – Плакать нельзя. – Я хочу, чтобы ты услышала это от меня, а не из вереницы слухов, которые уже явно поползли. Алекс я позвоню, когда она проснется.

Рут замолчала.

– Мама, ты меня пугаешь. Пожалуйста, говори.

Она вздохнула.

– Думаю, ты вряд ли удивишься, учитывая все события последних месяцев. – Она почувствовала себя диктором на радио в конце долгой смены, которой приходится читать очень скучную сводку новостей и не терпится с ней покончить как можно скорее. – У твоего отца роман. С Эмили Салливан, – ее голос сорвался на последнем слоге.

Лорен покачала головой.

– Нет, не может быть. С чего ты вообще?.. – Затем она вспомнила слова Алекс и то, как она от них отмахнулась.

– Шейла и Саймон видели их вместе, по ее словам, они выглядели… Как пара.

Лорен поморщилась.

– Это моя вина.

– Я не имею права расстраиваться, тем более что он переехал четыре месяца назад, но почему-то… – Ее голос снова сорвался. – Я не могу этого вынести.

– Зачем ему это?

Взгляд Рут как бы говорил: “Это же очевидно”.

– Да брось. Он красивый мужчина средних лет, он мечется между бывшей женой и коллегой на двадцать лет моложе, которая его обожает. Добавь суррогатное материнство и подделку подписи, и выбор очевиден. Лесть, азарт, секс… – Она осеклась. – В конце концов, мы не святые.

– Ты святая, мама. А это мерзко. Ты правда не заслужила такого отношения – надеюсь, ты это понимаешь.

Рут очень хотелось рассказать ей о Сэме, но она решила, что лучше быть на пьедестале, чем на кушетке у психиатра.

– Даже если отбросить все остальное, история банальная. Эмили всего на пару лет старше меня. – Лорен с отвращением поморщилась. – И как же тщательно он это скрывал! Я была в его квартире много раз, но ее там никогда не было, и ничего даже не намекало на ее присутствие.

– О, поверь мне, твой отец только кажется простачком, когда ему это выгодно.

– Что ты имеешь в виду?

Рут покачала головой: какой смысл ворошить останки их брака.

– Мам, перестань! Нельзя вот так бросаться словами и потом ничего не объяснять. Я хочу знать!

Жалость к себе боролась с материнской осмотрительностью и победила.

– Я была примерно твоего возраста, однажды пришла домой с работы и застала Адама в постели. Он был в больнице и сделал вазэктомию. – Она замолчала, вновь переживая шок. – Просто так. Без обсуждения. Без предупреждения. Я планировала завести еще хотя бы одного ребенка, может быть, двух.

– Ужас! – выдохнула Лорен, и ее глаза наполнились слезами сочувствия.