Отдельно стоит отметить именно публичный характер Ипподрома. Это место, где философы могут состязаться с императором в остроумии, причем не в пользу последнего (II, 82; Par. 63). Это и место, где решались основные политические вопросы Города: значение народа, как собрания свободных граждан, в жизни Константинополя подчеркивается неоднократно. Даже стену Константинополя строят эти партии – димы, а не сам император, причем отдельное внимание уделяется соревновательности процесса. Отдельно в этом фрагменте указываются предводители этих димов: «Магдала у партии Голубых и его брат Харисий у партии Зеленых, вместе с их родственником Евлампием», подчеркивая значение вклада конкретных представителей «общества» в общее дело Города.

Несмотря на то, что Патрии сфокусированы на описании мест, зданий и статуй, здесь упоминаются и разнообразные повседневные практики обычных горожан, что делает описание улиц Константинополя более живым. Чаще всего это народные этимологии топонимов, с позиции «здравого смысла» объясняющие читателю «непонятные» названия мест, которые автору не удается объяснить через имя их прежнего владельца или строителя. Так, храм Богородицы был прозван Кристаллом «потому, что проезжая там верхом зимой, Лев [I] Макелла упал на льду (κρύσταλλоς) и дал ему такое имя» (III, 176), а район Фоколисф – потому, что, «когда император Фока садился на коня, тот споткнулся (ὀλισθῆσαι) там и упал» (III, 34). Ксилинитская обитель «носит это имя из-за того, что монахини используют в качестве обуви деревянные туфли (ξυλίνоι)» (III, 195). Все храмы св. Анны (матери Богородицы) в столице связаны с тем, что императрица неожиданно разрешилась удачно от бремени (III, 41, 79, 107). Про Форум говорится, что «стоял там и поросенок, символизировавший вопли на рынке, и голая статуя, символизировавшая бесстыдство продавцов и покупателей» (II, 103). Не остается без внимания и интеллектуальная жизнь Константинополя: упоминаются, например, Вселенское училище – патриарший «университет» (III, 31), гавань Юлиана, где – пусть даже явно фантастично – проходили диспуты между латинскими, фиванскими, афинскими, элладскими и константинопольскими мудрецами (III, 37), или же совсем пикантные по византийским меркам подробности внутреннего убранства известного в Городе публичного дома (II, 65).

Все эти истории не имеют никакой особой системы и либо служат задаче развлечь читателя, либо удовлетворяют простой «этнографический» интерес автора эпохи энциклопедизма. Маловероятно, что в цели составителя Патрий входило показать Константинополь через образ повседневной жизни горожан, но его желание охватить все стороны городской жизни проявляется в эти моменты очень ярко. Так или иначе, благодаря включению этих сведений в текст Патрий тот перестает распадаться на отдельные смысловые фрагменты описания «языческого», «христианского», «имперского», «аристократического», «философского» или «женского» пространств и становится гораздо более разнообразным и живым источником сведений о жизни византийской столицы.

Эта фиксация городского многообразия, пожалуй, и становится для сегодняшнего читателя главным смыслом, который он может вынести из текста Патрий. Посредством всех идей и контекстов, которые мы перечислили выше, автор Патрий создает особый миф о Константинополе, где одновременно пересекаются христианские, мифологические и имперские мотивы, задающие для его жителей некую динамику и иерархию способов мыслить и говорить о своем собственном Городе. Принципиальная особенность этого пространства состоит в том, что его смысл нельзя редуцировать до какой-то одной идеи, которая создавала бы общий и понятный для всех миф. Город – не только Константинополь – так или иначе требует постоянной смены точек зрения, требует своих легенд и своих «философов», которым интересно его исследовать. Только тогда наше представление о городском пространстве мгновенно и многократно расширяется, причем расширяется не психологически (т. е. в многообразии опыта), а символически (в разнообразии смыслов). В этом отношении текст Патрий, пожалуй, как никакой другой умеет показывать своему читателю все это одновременное многообразие взглядов.

Октавиан Август – 27 до н. э. – 14

Траян – 98–117

Адриан – 117–138

Септимий Север – 193–211

Каракалла – 211–217

Галлиен – 253–263

Валериан – 253–260

Аврелиан – 270–275

Кар – 282–283

Нумериан – 283–284

Диоклетиан – 284–305

Максимиан Геркулий – 285–305; 306–308; 310

Максенций – 306–312

Лициний –308–324

Константин I Великий – 312–337

Константин II (на Западе) – 337–340

Констант I – 337–350

Констанций II – 337–361

Юлиан Отступник – 361–363

Валентиниан I (на Западе) – 364–375

Валент – 364–378

Грациан (на Западе) – 375–383

Феодосий I Великий, Испанец, Старший, Отец – 379–395

Аркадий – 395–408

Гонорий (на Западе) – 395–423

Феодосий II Младший – 408–450

Валентиниан III (на Западе) – 425–455

Маркиан – 450–457

Лев I Макелла Великий –457–474

Зинон – 474–491

Василиск – 475–476

Анастасий Дикор – 491–518

Юстин I Фракиец – 518–527

Юстиниан I Великий, Старший – 527–565

Юстин II – 565–578

Тиверий I Фракиец – 578–582

Маврикий – 582–602

Фока Каппадокиец, Стратиот – 602–610

Ираклий – 610–641

Констант II Погонат – 641–668

Константин IV – 668–685

Юстиниан II Безносый, Тиран – 685–695, 705–711

Леонтий – 695–698

Тиверий II Апсимар – 698–705

Филиппик Вардан – 711–713

Лев III (Конон) Исавр, Сириец – 717–741

Константин V Копроним – 740–775

Артавасд –741–743

Лев IV – 775–780

Константин VI Слепой – 780–797

Ирина – 797–802

Никифор I Селевкиец – 802–811

Михаил I Рангаве – 811–813

Лев V Армянин – 813–820

Михаил II Заика Амориец – 820–829

Феофил – 829–842

Михаил III – 842–867

Василий I – 867–886

Лев VI – 886–912

Константин VII Багрянородный – 912–920, 944–959