Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тара вздохнула.
— Тебе повезло, что я уступчивая, — сказала она. — Уверена, жены других парней не отпускают их с такой легкостью.
— Не отпускают, — признал Финн. — Но ты особенная.
Финн хотел поцеловать Тару в шею, но она отодвинулась.
— Иди уже, животное! — ответила она, однако Финн знал, что она уже не сердится.
— Пойду выпью молока, а то живот крутит, — немного бесцеремонно сказал Финн.
— Принеси и мне, — попросила Тара. — А потом сразу в постель, хорошо?
— Как скажешь, женщина.
На кухне Финн занялся привычным делом. Он нарочито шумно открыл холодильник и вытащил из него пакет молока. Налив полстакана, Финн прислушался, не идет ли Тара на кухню. По деревянным полам так сложно пройти бесшумно! Убедившись, что Тара смотрит телевизор, Финн бесшумно открыл бар и сразу протянул руку за ряд бутылок. За полупустой бутылкой джина, парой шейкеров и двумя бутылками бренди, упакованных в коробки, стояла скромная бутылка с тоником. По крайней мере так гласила этикетка. Но в ней Финн хранил водку и раз в несколько дней, когда водка заканчивалась, специально покупал еще. Новая бутылка, готовая занять место в другом тайнике, была спрятана в портфеле.
Финн быстро схватил бутылку и, налив порцию в симпатичный хромированный стаканчик, приобретенный вместе с другими аксессуарами для коктейлей, одним глотком все выпил. Резкая горечь тут же обожгла горло. «Ну еще одну, напоследок, — решил он и выпил еще порцию, сожалея о том, что не сделал на сей раз молочный коктейль. — На всякий случай стоило бы, — подумал он. Ему так не хотелось идти в кровать, что он подумал: — А почему напоследок?»
Финн не любил ложиться спать не выпив. Ему так хотелось перенестись туда, где бы он ничего не чувствовал… совсем ничего. Он хотел, чтобы сон был не сном, а настоящим оцепенением. И только когда его сознание застилало приятное пьяное марево, он мог наконец переносить то, что обычно чувствовал, не прячась от самого себя за разные маски. А чувствовал он воющее волком в ночи одиночество. Но об этом вряд ли кто догадывался — уж очень хорошо он научился это скрывать. Тот Финн, который сидел у него внутри, был некрасив и вообще ни на что не годился. Если бы Тара сумела заглянуть ему в душу и увидела его настоящего, то едва ли смогла полюбить его.
Утром следующего дня Финну пришлось остаться в кровати. Попытавшись встать, он понял, что сегодня его тошнит больше, чем когда-либо, и счел за благо лечь снова, желая, чтобы туман, который витал в его сознании, поскорее рассеялся. В некоторые из дней ему приходилось подолгу лежать в кровати, бесцельно глядя в потолок. Финн знал, что одно неправильное движение — и его кишки начнет выворачивать еще сильнее. Тогда ему придется бежать через всю квартиру в туалет.
Где-то вдали шумела вода — Тара принимала душ. Это был ее обычный утренний ритуал, и Финн уже мог заранее сказать, куда она направится в следующее мгновение. Он знал, что у него будет еще минут десять, не более, а потом дверь ванной откроется, и Тара, уже в халате, появится с феном в руках и начнет приводить в порядок волосы. В эти десять минут Финн мог, не замеченный ею, добежать до второй ванной комнаты и разразиться рвотой, если, конечно, не сможет сдержаться. Также в это время он мог принять свой первый за день коктейль — апельсиновый сок, в котором были растворены две шипучие болеутоляющие таблетки. Только так он мог справиться с убийственным похмельем.
Финн знал людей, которые могли пить, а наутро у них похмелья почти не было. Но сам он был не из их числа.
Осторожно поднявшись с кровати, он все еще не решался встать, проверяя свое состояние. «Бывало и хуже, — подумал он. — Сегодня не вырвет».
Мысленно поздравив себя с этим, Финн подумал, что, должно быть, прошлой ночью просто сдерживал себя в плане спиртного.
Доковыляв до кухни, он бросил болеутоляющие таблетки в стакан с соком и налил себе кофе. К этим нехитрым процедурам обычно сводился его завтрак. Когда Финн вернулся в спальню, Тара уже сушила перед зеркалом волосы. «Слава Богу, разговаривать не придется», — чуть скривившись, подумал он.
Забравшись под душ. Финн принялся смывать с себя запах вчерашней попойки. Один из его коллег днем раньше убеждал других, что люди способны чувствовать запах вчерашней пьянки. Финн, хотя ему и не поверил, решил не рисковать. Он был уверен, что дорогой лосьон для тела сможет подарить ему свежесть на долгое время.
Тара пила кофе с тостами и делала какие-то пометки в блокноте, когда Финн появился перед ней гладко выбритым, цветасто надушенным и уже в наглаженном сером костюме. Чувство, что не все, далеко не все, правильно, не оставляло Тару, но она не смогла не улыбнуться, радуясь тому, как нарядно выглядит муж. Она была влюблена в его волевое лицо с веселой ребяческой улыбкой, обожала пропускать меж пальцев его светлые волосы. Чуть отрастая, они начинали некрасиво свисать на его лоб, и он их снова стриг покороче. Таре нравилось, что даже на фоне легкого загара его глаза казались пронзительно-синими. Кстати, легкий загар у него остался еще с горнолыжного курорта и очень ему шел.
Таре хотелось обсудить с мужем вопросы, которые так и не удалось задать накануне, но сейчас она подумала, что пока не лучшее время для разговора.
— Привет, лежебока, — сказала она вместо тысячи приготовленных для него слов. — Я собираюсь купить тебе самый громкий будильник, который только смогу найти. По утрам ты безнадежен.
— Мне повезло, что ты труженица, — дразнясь, ответил Финн.
В такие минуты он чувствовал, что у него с плеч будто гора свалилась. Почти каждое утро он задавался вопросом, что он делал, вернувшись домой пьяным. Финн не хотел, чтобы Тара знала его беду, он не хотел причинять любимой боль. Тара не смогла бы понять, почему ему так нравится время от времени напиваться. Его случайные пьянки ровным счетом ничего не значили, хотя иногда он видел искреннюю озабоченность в глазах Тары. А он так не хотел, чтобы она волновалась по поводу его пьянства. Сегодня же все было в порядке. «Ух!» — мысленно сказал себе Финн. Сегодня вечером они пойдут на вечеринку, и для себя Финн решил, что напиваться не будет. «Это произведет на нее впечатление», — подумал он.
Тара с хлопком закрыла дверцу посудомоечной машины и наклонилась к Финну, чтобы поцеловать его на прощание.
— Берегись странных женщин, — сказала она свою традиционную фразу.
— Я женат на самой странной женщине в мире, — со счастливой улыбкой ответил Финн.
Он смог расслабиться, только когда Тара ушла. Он допил кофе и налил еще. «Еще чашечка — и я смогу встретить все заботы дня», — подумал он.
Стелле почему-то вспомнилась старая сказка про Золушку. «Теперь и мне пришла пора стать мачехой», — подумала она, включив компьютер. На часах было без десяти восемь. Офис встретил ее милостивой тишиной, за что она и любила это время. В утренние часы она могла спокойно работать, не отвлекаясь на телефонные звонки.