о «политическом колдовстве» в конце 1690-х – начале 1700-х гг. буквально захлестнул Преображенский приказ»[364].

Присяга Петру Алексеевичу, как и прежним государям, содержала запрет на порчу и умысел на здоровье самодержца, но это помогало мало. В 1694 г. белозерскому воеводе поступил донос на келаря Кирилловской обители Никифора, который хранит «черные книги» и готовит отвары «з змеиными да с ежевым салом да с кошачьим мозгом да с лягушкиною икрою». Этим он будто собирается испортить царя, смочив его рубашку. Расследование ничего такого не выявило, но дыма без огня не бывает. В том же году на том же Белоозере был найден клочок бумаги с непонятным шифром, причем написан он был на какой-то с виду официальной бумаге, скрепленной печатью с упоминанием царя. По Уложению 1649 г. это могло приравниваться к хулению государева имени. Местный воевода, испугавшись причастности к крамоле, немедленно отправил все в Москву с оправданиями. Документы расследования сохранились. В столице белозерский шифр внимательно изучили и пришли к заключению, что имело место «воровство и чародейство и злые умыслы». Расследование было длительным. Образцы почерка запросили у всех белозерских грамотеев. Впрочем, виновника не нашли[365].

Но это отдаленный регион. Дьявольские козни подбирались к Петру много ближе. Невероятно резонансным было дело Авдотьи Федоровны Волынской, матери кабинет-министра Артемия Петровича Волынского. На нее в мае 1699 г. указала дворовая девка Дунька Якушкина, которая заявила, что «до перваго де Азовскаго похода [1695 г.] по присылкам из Девичья монастыря от царевны Софии Алексеевны» боярыня ходила в Преображенское и вынимала след государя. Землю из этого следа Волынская сдала ведьме Феонии Семеновой, которая должна была сделать «воровской состав», чтоб влить его в любой другой царский след, «и если б де она тот состав в те его государя ступени влила, и он бы государь и тех часов жив не был». Покушение состоялось, но оказалось неудачным, после чего кувшин с зельем знатная дама спрятала на берегу Москвы-реки. Следователи потом выяснили, что Якушкину саму подозревали в колдовстве. Чуть ранее она «испортила» несколько женщин в доме Волынской, за что было сослана в дальние вотчины. И теперь мстила. На пытке она во всем призналась и была казнена.

Однако версия о причастности Волынских к «порче» царя Петра буквально в следующем году возникла опять. С аналогичным доносом в феврале 1700 г. явился в Преображенский приказ другой дворовый, Михаил Ананьин:

«Петрова жена Авдотья [Волынская] еретица, как была вдовою ходила в Преображенское с человеком своим Гришкою Булычовым и вынимала государев след землю, и принесла к себе в дом, и призывала бабу еретицу. И думали, что над тою землею зделать, и положили в кувшин, и та-де земля обратилась кровью, и говорила она, Авдотья, сколко-де скоро на государев след ту землю выльем, столь-де скоро он, государь, живота гонзнет…»[366].

Волынская действительно находилась по первому браку в родстве с близкой комнатной девицей царевны Софьи Анной Жуковой, но уличить чародеев, кажется, не удалось. Дело Михаила Ананьина на этом тексте обрывается.

В 1700–1701 гг. расследовалось обширное дело Анны Монс, любовницы царя Петра, которую якобы поили спиртовой настойкой какой-то травы, «чтоб она по полском посланнике не тосковала». Тому же помогала ее сестра Матрена, которая ворожила, чтоб Анне «быть за государем».

В 1700 г. донос поступил на колдуна Евтифея Маркова, который сам прежде в 1682 г. сдал коллегу Марию Долгую, ворожившую на царя Федора. Чародей водил знакомство с постельницей царевны Софьи Ориной Зайцевой, за что и пострадал. Дознаться о его вине, как и в случае с Марией Долгой, не успели: «тот Евтюшка после 3-х пыток умре».

В 1701 г. расследовали дело о стольнике Никите Борисовиче Пушкине, который «покупал шпанских мух» и «те мухи сушил и тер, и клал в питье и в еству, и хотел государя окормить». И в том же 1701 г. крепостной Илья Ярмасов донес на своего помещика, «что князь Игнатей Волконский у людей Алимпия Срезнева у пяти человек, которых он убил с стрельцами, выняв ис хлебной ямы, высек топором сердца, и хотя неведомо с какими травами составливать водку, и тое водкою хотел портить государя за то, что у него, князя Игнатия, за измену ево велено отписать дворы и животы и поместья и вотчины»[367].

В 1708 г. в Преображенском приказе дознавались о заволоцком воеводе Петре Михайловиче Челищеве, на которого донесли его крепостные, что он имел тетрадь с заговором для ружья, где помечено было также: «буде кто похочет достать царских волос, и как станет бить челом государю, и он, государь, милостив будет»[368]. Расследование об этом умысле на царя было тщательным и продолжительным.

* * *

Петр Алексеевич, как известно, совершал в первые годы правления невероятные для русского царя деяния. В 1697–1698 гг. он отправился в вояж по европейским странам, а в 1716–1717 гг. повторил его. Так далеко от своей земли ни один из русских правителей не уезжал. Любое преодоление границ своей ойкумены – дома, города, страны – это риск попасть во власть чуждых эгрегоров, подвергнуть себя духовной опасности и стать мишенью для чародеев. При возвращении «из-за моря» царя сразу заподозрили в заболевании, подхваченном в дальних странствиях. Он был «очарован», а потому немедленно начал странные реформы и дикие преобразования. Будучи прежде «русским Ангелом» и хранителем страны, Петр предстал «Антихристом, противником Христа», противником традиций и устоев, которые веками берегли его народ. Как писал М. Д. Чулков в своей «Абевеге русских суеверий» (1786 г.): «Раскольники утверждают, что Антихрист воцарился уже мысленно, в то самое время, как началось в Москве исправление книжное, и будто бы Москва есть Вавилон и Антихристова царства престол, и время уже настало второго пришествия Христова, для чего некоторые, зажигая свечу, молятся ночью всегда до пения петухов, ожидая страшного суда; а тогда уже спать ложатся»[369].

К эпохе Петра относится апогей не только светских государственных, но и церковных реформ. Со времен соборов середины XVII в. выделяют неуклонное движение в сторону русского издания «цезарепапизма», когда глава государства фактически был и религиозным лидером. Все это накладывалось на церковный раскол и светские реформы. Их итогом было то, что после 1700 г. перестали выбирать патриарха, а в 1721 г. его заместил Синод. С одной стороны, следствием была особая осторожность в признании фактов веры, например чудес, а с другой стороны, особое внимание к явлениям, нарушающим естественный порядок, например к гаданию.

Сам царь весьма интересовался границами познаваемого, в том числе мира потустороннего. В Сибирском приказе сохранилось дело о донском казаке Емельяне Щадрине, который в 1718 г. заявил, что «знает способ, как победить врагов – пустить под них воду, а сверху туман». Для этого ему требовался камень, который можно найти в