Вдруг понимаю.

– Я не могу сломать Миротворца. – Чувствую, как дрожит мой голос. Заставляю себя успокоиться. – Тебе нужно именно это, верно?

– Конечно. – Злая усмешка звучит так ясно, будто я вижу ее на экране.

– Я не знаю как. – Страх перехватывает горло.

– Врешь, – нежно шепчет сестра, вторя моей собственной мысли. Это ведь уже почти случилось. Но сделать это снова, самому, осознанно…

– Вру, – соглашаюсь. – И не вру тоже. Эдриана нет без Миротворца. Вы… ты назвала нас Дождем, и Дождь – это один человек, составленный из нас обоих. Миротворец – это то, как я говорю, как двигаюсь, как дышу. Я не умею дышать иначе.

– Значит, перестань дышать вообще, – смеется сестра.

На миг меня охватывает паника, сжимает в тисках, заставляя подтянуть колени к груди. Для Электры это – самый лучший, самый правдивый ответ. Значит, она права. Мы оба правы.

– Я больше всего боюсь смерти, а Миротворец позволяет мне выжить.

– Умница, братик. А теперь делай.

Встаю. Отдираю красную кнопку, разбираю на запчасти. Роняю на пол изоленту, батарейку, тонкую пластмассу, диод… Смешно, ведь это тоже делает Миротворец. Он всегда решает поставленную задачу быстро и эффективно. Сейчас решение ведет к смерти. Только сейчас?…

В ладонях остается стальная пластина с острыми краями. Прислоняюсь к стене, закатываю рукав. Заношу железку над виднеющимися под тонкой кожей венами.

Страх накатывает и отступает волнами, бьется в груди заходящимся сердцем. Руки дрожат. Я рывком замахиваюсь, закусываю губу. С каждой секундой все тяжелее держать пластину, деревенеют мышцы, все тело скручивает паническая судорога. Я вдруг оказываюсь наблюдателем, смотрю, как рыдает мое тело, опускает занесенную руку.

– Делай.

Холодный голос бьет пощечиной, а следом меня прошивает разряд тока, достаточно сильный и долгий, чтобы я, не выдержав, закричал. Неловко падаю на пол, сворачиваюсь в клубок, всхлипывая. Я жалок. Здесь все становятся такими. Зачем я это придумал?

Потому что это тест для двоих. Все, что делает один, он делает ради другого! Я же убиваю себя в надежде, что мне позволят выжить.

– Делай!

– Сейчас.

Собственный голос кажется отстраненным и сухим. Бью быстрее, чем успеваю испугаться. Приходится ударять снова и снова, прежде чем кровь начинает течь сильно. Теперь она не остановится сама по себе.

Боль, только сейчас доходящая до сознания, взрывается под кожей вместе со страхом, выходит криком.

– Не зажимай рану, – жадно приказывает Электра.

С трудом заставляю себя вцепиться в локоть намного выше кровавого месива. Это не остановит кровь, но, кажется, боль становится слабей.

– Я прошел, – выдыхаю отчаянно.

– Еще нет.

Она права и неправа одновременно. Слезы заливают лицо, я чувствую, как течет нос и сочится кровь из прокушенной губы.

– Тогда я пройду, только когда умру.

– Ты сам это сказал.

У нее красивый смех. Всю жизнь был таким. Я тоже хотел так смеяться, но мы не идентичные близнецы. Просто брат и сестра, родившиеся в один день и час. Просто одинаковые светлые волосы и голубые глаза, одинаковое сложение и рост.

Кровь течет и течет, впитывается в одежду, разливается по белому полу. Звуки становятся глуше, кружится голова. Хочется думать, что я всего лишь теряю сознание, но какой смысл врать. Я умираю.

– Ты все-таки мне солгал, – смеется сестра. – Или врешь сам себе. Есть то, чего ты боишься сильнее смерти.

Вяло пожимаю плечами. Может быть. Сейчас я уже не боюсь, мне просто холодно. Вялое торжество: убить меня проще, чем сломать. Крови так много… похожа на вишневый сок, только гуще…

Когда шипит дверь открывающегося бокса, я не верю своим ушам. Вскидываю голову, готовый заорать от счастья, – и начинаю задыхаться. Ужас стискивает горло, вжимает в стену. Нереально отчетливо вижу лицо Эла, первым шагнувшего в бокс, сначала удивленное, потом сердитое. Здесь все мои пленники, они подходят молча, а мне остается только отползать, пока они не загоняют меня в угол.

Мне хотелось бы держаться лучше. Быть храбрей. Но эти лица, такие разные и такие неестественно спокойные, будят панику большую, чем удар железа по руке. Тот страх – мгновенный, этот – намного медленней. Стискивает сердце в когтистой лапе, кажется, оно вот-вот лопнет, не выдержав захлестывающего ужаса. Невольно бормочу:

– Пожалуйста, нет…

Пытаюсь прикрыться руками. Глупо. Они не станут меня избивать. Это слишком просто. С левого запястья течет и течет кровь, капает, разбиваясь об пол, стекает мне на лицо.

Меня обступают плотной толпой. Я смотрю на них снизу вверх, вжавшись в угол. Знаю, я жалок: испуганный, в крови, с заплаканным лицом. Я настолько противен сам себе в эту минуту, что отступает даже желание выжить. Жить с этими воспоминаниями невозможно, но и умирать так – чудовищно.

Когда Мори наклоняется ко мне и закидывает себе на плечо, я все-таки теряю сознание. Скорее от страха, чем от потери крови.

Вспышка боли. Пошевелиться невозможно, жжение, выдернувшее меня из забытья, угасает, сосредотачиваясь в искалеченной руке.