class="p1">Красные щечки Миланы свидетельствует о ее смущении.

— Столь не подобающие леди высказывания, не находите?.. — продолжаю вести словесную игру. — Уж слишком вы недоброжелательны!

Смех от Миланы подбадривает меня.

Питер, весело сверкая глазами, с высокомерным лицом забавляется:

— Для особых почетных гостей за десять тысяч франков можем разместить вас в отдельной комнате с двуспальной кроватью, но с обещанием, что завтрак будете готовить сами! И просьба соблюдать тишину в ночи!

«Гаденыш. Ну гаденыш».

— Мы согласны! — зевает Милана, на лице которой проступают очертания сна.

— Ладно, милый, — смеется Ритчелл, толкнув Питера в плечо, и кладет все использованные чашки на поднос, — прекращаем! Конечно, оставайтесь! Для вас всегда найдется место.

Я подхожу к Милане и подаю ей руку со словами:

— Мадемуазель, позволите, я донесу вас на руках?

Ритчелл, воздевая руки вверх, обращается к Питеру, с указанием:

— Что ты насмехаешься?! Сейчас же последуешь действиям этого господина и меня понесешь на руках!

Милана смотрит на меня со смешливым взглядом.

— Видится, — балагурит Питер, — вы снова решили привлечь внимание к вашей высокопочтенной персоне?

Поворачиваюсь к нему и уже со злостным раздражением выплевываю:

— Я намеренно буду храпеть, чтобы ты не спал всю ночь!

— А я «пускать газики»! — мгновенно отвечает, заставляя всех давиться смехом. У Ритчелл чуть ли не падает поднос с посудой, задрожавший, как от урагана, в ее руках. От взрывистых порывов смеха сотрясается пузо.

Это невозможно. И этот тип — мой брат.

— Не стоит, — у нее слипаются глаза. — Я уже не босая, нет причин меня тягать.

— Изволите откланяться в знак благодарности! — насмешливо кланяюсь, потешаясь. «Что на меня нашло?» — Добрых снов!

Не спросив снова Милану, я, как барышню, сажаю ее к себе на руки и несу в дом на фоне мерцания созвездий, трепетания поздней ночи и нескончаемых шуток Питера, льющихся нам вслед, и его хихикающей невесты. Стиснув мою шею, спящая красавица дышит так, словно уже видит в полудремотном состоянии сладостные грезы.

Питер выкрикивает, как только я переступаю порог:

— Второй этаж, правая дверь от ванной. Мы будем через стену. Левая дверь по коридору — комната родителей. Не перепутай! А то вляпаешься, как и всегда, и придется отвечать перед владельцем дома. И пой поменьше!

Я с раздражением махаю рукой, поняв, куда идти без повторений назойливого идиота.

Глава 24

Милана

Уморившись от насыщенного дня, в сонном состоянии Джексон опускает меня на ноги, как только мы заходим в комнату. Он заботливо шепчет, пробегая, как легкий ветерок по глади озера, пальцами по моей спине:

— Моя обожаемая, уже спит?

Уставшим голосом я тяну, озираясь на пугающе огромную комнату:

— Почти…

Еле раскрывающиеся глаза улавливают минималистическое убранство предоставленного нам места. Окна наполовину закрыты зелеными шелковыми занавесками, точно искусные платья, которые одевают знатные особы, занимающие высокий статус в обществе. Кровать, располагающаяся по центру, застланная кружевным изумрудным покрывалом, завлекает тело поудобнее раскинуться на неё и с чувством расслабления смежить очи и уйти в упоительные видения, пахнувшие сбывшимися мечтами. Во снах мы все чародеи своих судеб.

Приняв душ, я перебираюсь, как скажет Джексон, в спальное ложе, кутаясь в махровый халат поверх сорочки, данной мне Ритчелл.

Он, минут как десять назад, растянувшись, укрывшись одеялом по горло, обводит меня проницательным взглядом.

— А вот и нет! — указывает мне тихо-тихо, потушив свет, оставив гореть лишь крохотный светильник, стоящий на прикроватной тумбе. — Малышка, ты не соблюдаешь дресс-код!

Зевнув, я понимаю, как нестерпимо хочется спать:

— Джексон, нет… Ложимся, — мягко указываю я, борясь со сном.

— Ну что ж, тогда это сделаю я! — приказывает он и спустя несколько секунд умело освобождает меня от атласной ткани рубашки.

— Так-то лучше, — прижимает меня к себе, зачарованно смотря в глаза. Нежно-нежно отводя с моих щек непокорную прядку, полусонно молвит:

— Кровать без тебя — мертвый подвал… Прошлую ночь я и глаз не сомкнул. Я снова всё испортил вчера, да, малышка?

— Не будем об этом, — растягиваю я. В такую минуту, полную расслабления, не хочется говорить о моем страхе, заключающийся в том, что кто-то следит за мной, раз та фотография проникла через кого-то Джексону. — Давай ценить то, что мы имеем в это мгновение.

Счастливо, улыбаясь, кивнув, он обхватывает мою талию пальцами обеих рук:

— Моя стройная девочка.

Его теплота дыхания, ласковость тона действует на меня успокаивающе и внутри всё заливается солнечным светом.

Обхватив левой рукой его голову, я касаюсь его холодных губ, медленно-медленно целуя в полураскрытый рот, убаюкивая нас обоих умиротворяющей лаской.

— Ты дрожишь, — чуть отслонившись, проговариваю я, плотно накрывая его неприкрытые части тела, отдавая половину одеяла ему.

В тусклом свете одной лампочки я лицезрю его непринужденную улыбку.

— Это все потому, что люблю тебя…

Со светящимися от счастья глазами отвечаю:

— И я тебя люблю…

Проводя ласково по спине, Джексон распускает мои волосы и кудри рассыпаются по подушке в хаотичном беспорядке. Навив на палец локон, он произносит, понижая голос до шепота:

— Когда мы встретились… я долго сопротивлялся, но эта страсть, одолевшая моим телом, была роковой, что захватила не только мою душу, но и сердце…

— А я боялась, что не выдержу и дня, если не раскрою свое сердце и тоже, как и ты, выказывала холодность и ждала, когда случай сведет нас друг с другом… Джексон, а ты часто обращался к мыслям обо мне?

— Если ты думаешь, что я забывал о тебе, то ты глубоко ошибаешься. Моя любовь к тебе жила в полудреме, но никогда не засыпала мертвым сном… Я хочу жить с тобой… — проводит пальцами по моим губам, — хочу, чтобы у нас была настоящая семья, свой дом, — я вздрагиваю всем телом, привороженная его словами, считывающими им с моих затаенных мыслей. Шевелится сладкое чувство, будто он нашел доступ к моему сердцу и ласкает сердечные струны. — Чтобы мы засыпали и просыпались вместе… И… — Он закусывает нижнюю губу, отводит глаза в сторону, смущаясь от родившейся мысли.

— Продолжай! Продолжай! — тихонько уговариваю я, улыбаясь до ушей и с трепетанием в груди.

Стиснув мою руку в своей, он подносит ее к губам:

— Я хотел бы… — и снова ему не дает досказать внутренний барьер, — сына.

Тронутая этой неизъяснимой интонацией в голосе, по моему телу вмиг пробегает судорожная дрожь и рьяно отзывается в душе. Этот нежный взгляд один из тех, что переворачивает всё изнутри.

Улыбка зависает на моём лице, а глаза чуть слезятся — это слезы сердца. Я сглатываю, опуская глаза до уровня его шеи, чтобы он не заметил.

Как важно слышать