Я закончила писать свой стих по памяти немного раньше Марши, отложив кисть в сторону, и терпеливо ждала, пока не истекут последние песчинки в часах.

— Леди Фейу, прошу, — распорядитель кивнул штатному магу, и проекция чистого листа появляется над Ареной.

Марша читала чисто. Стихи были обыкновенными, личную печать, как я и думала, она ставить не рискнула, ограничившись живописью. Столбики появлялись на листе, Садо внимательно слушал, я — зевала. Она написала очень длинную стихотворную поэму.

Неужели тут есть идиоты, которые считают, что такое можно придумать за десять мгновений без подготовки?

Стих был наполнен нравоучительными пассажами, правилами и наставлениями, и вообще показывал высокий моральный дух всех невест рода Фейу, и одной конкретной в частности.

Судьи аплодировали вяло. Садо взял слово, и некоторое время вещал правильные и очень скучные вещи. Трибуны начали потихоньку гомонить, недовольные отсутствием интересных зрелищ.

— Леди Блау, ваша очередь представлять свою работу, — распорядитель настороженно покосился в мою сторону.

Штатный маг щелкнул кольцами, перебрасывая плетения, появилась проекция чистого листа, и я начала читать с выражением.

Закончила я, попытавшись добавить в голос положенную порцию скорби. Хотя, представить себе даму по уши влюбленную в Садо, я не могла, как не пыталась. Этот стих он посвятил ей — своей музе. При виде Садо я могла определенно утверждать только одно: любовь — боль и любовь — зла. Очень зла.

— Возмутительно! Просто возмутительно! Вы утверждаете, что это произведение написано вами? — Садо поднялся с кресла в полный рост, распрямив щуплые плечи. В первый раз я видела на его лице проблески настоящей ярости.

— Утверждаю, — я спокойно вскинула вверх руку с родовой печаткой. — И не просто утверждаю, а клянусь, что никогда эти строки не видели этого неба, записаны первый раз и до этого были только тут, — я постучала кончиком пальца по виску, и в этот момент моя сила темным облаком окутала всю руку до локтя, лизнув пальцы.

— Это невозможно, — эхом откликнулся Садо, — просто невозможно. Вы украли эти стихи, признайтесь! Или кто-то написал их для вас?

— Сир Садо, — я добавила в голос льда, — это официальное обвинение?

— Нет, нет, конечно нет, — взмахнул пурпурными рукавами толстяк-распорядитель, останавливая ссору, — все видели очевидное свидетельство силы… Это просто недоразумение… простое недоразумение, не так ли, господин судья?

Уж кто-кто, а распорядители точно знали, как часто победители представляли купленные, а не свои работы.

Садо молчал, сложив руки на груди.

— Я хочу напомнить, — мой голос, усиленный чарами, разнесся над Ареной, — я не подавала заявку на третье искусство, и не планировала участвовать в дисциплине стихосложения. Не готовилась заранее и не имела времени на подготовку здесь, — я сделала паузу, чтобы каждый из судей и зрителей на трибунах мог осмыслить мои слова. — Я участвую в дисциплине алхимия. Поэтому, сир Садо, я жду официальных, публичных извинений. Требую, — закончила я совершенно спокойно, отзеркалив и позу, и жесты Садо, сложив руки на груди.

— Немедленно, — низкий бас Бера Хэсау прозвучал так, что завибрировали трибуны и все стойки на Арене. Его внушительная широкоплечая фигура, ярко освещенная холодным зимним солнцем, четко вырисовывалась на фоне перил нашей ложи на втором ярусе. Он стоял в гордом одиночестве, рядом с родовыми штандартами Хэсау и Блау, подавляя всех вокруг.

…Хэсау…берсеркеры… темные….за хребтом… Летели взволнованные шепотки волной с трибун.

— Конечно, конечно, — взволнованно затараторил толстяк-распорядитель. Ещё бы, столько волнений на один штатный в общем-то турнир. Надеюсь, он не поседеет к его концу.

— Это недоразумение, совершеннейшее недоразумение… Господа, — он обратился к судьям, в поисках помощи.

Леди Фелисити несколько раз ритмично ударила тростью с металлическим набалдашником в пол, и Садо зашевелился и отмер, недовольно склонив голову на тщательно положенный по этикету угол.

— Леди Блау, мои суждения поспешны и не состоятельны. Оправданием может стать искреннее удивление глубиной вашего так тщательно скрытого ранее несомненного таланта, — не мог не съязвить он. — Приношу самые искренние извинения.

Я молча кивнула в ответ, а дядя Бер отшагнул в ложу назад, покинув пост у самых перил, и на Арене сразу как-будто стало значительно светлее.

— Если недоразумение разрешилось, я прошу судей начать голосование…, — немного вспотевший распорядитель смотрел в сторону судейской линии.

— Я прошу слова, — я прервала толстяка, подняв вверх руку. Казалось, распорядитель готов заплакать, либо убить меня особо жестоким образом. Он тихо скрипнул зубами и кивнул мне, разрешая продолжить. — Сир Садо позволил себе усомниться в моих способностях, я считаю, что этот факт окажет влияние на судей при принятии окончательного решения, — констатировала я, а распорядитель снова скрипнул зубами. — Поэтому я прошу дать мне дополнительное время. Каждого из уважаемых судей придумать по одному, совершенно любому слову, образу, на который я прямо здесь и сейчас напишу стих или краткую поэтическую зарисовку. Это позволит мне доказать, что обвинения, высказанные ранее сиром Садо, совершенно беспочвенны…

— Сир Садо уже принес извинения…, — возразил распорядитель.

— Формально — да. Урона чести нет, но я испытываю глубочайшее желание подкрепить свои слова действием, господин распорядитель.

Леди Фелисити некоторое время испытывающе изучала выражение моего лица, а потом вскинула трость вверх, одобряя. Таджо щелкнул пальцами по подлокотнику, и вальяжно поднял вверх руку следуя за леди Аю, мистрис Айрель и Тир присоединились одновременно.

Кто меня удивил, так это Варго, он первый раз за Турнир не поддержал Садо, тоже вскинув руку вверх.

— Принято, — распорядитель уныло констатировал факт. — Уточняю, что леди Фейу участвовать нет необходимости, это исключительное желание леди Блау, которому мы пошли навстречу, — он покосился вверх на ложу Блау-Хэсау, — и оцениваться будут только первоначальные работы, — дополнил он.

Я спокойно кивнула в ответ.

— Прошу уложиться в отведенное время — двадцать мгновений, чтобы не нарушать расписания…, — слова «и так пострадавшего в результате вашей предыдущей деятельности» просто повисли в воздухе. — Прошу, — над полем вспыхнула проекция песочных часов, отсчитывая мгновения, и я шагнула к столу.