Никто уже не мог сказать, каким чудом им удалось добраться до берега, однако все они старались изо всех сил, пока не наступил момент, когда руки словно бы зажили своей жизнью, отказываясь им повиноваться. А потом им показалось, что их спины от нечеловеческого напряжения стали размягчаться, превращаясь в бесформенную массу.

Однако сейчас, когда страшные слова были произнесены вслух, души их снова стала пожирать тоска, и Аурелия, стараясь хоть как-то ослабить изматывающую боль, от которой хотелось выть в голос, тихо произнесла:

— Спасибо.

— Нам бы очень хотелось, чтобы вы поблагодарили от нашего имени всех, кто помогал нам, — добавил Себастьян. — Как бы там ни было, но они оказали нам неоценимую помощь.

— Они сделали все, что было в их силах, пытаясь найти баркас, — сказал Марко Замбрано. — Однако это океан, и он очень большой.

— Мы это знаем, — ответила Аурелия, пытаясь улыбнуться. — Мы знаем это, как никто другой.

— Что вы думаете теперь делать?

Мать и дети переглянулись. Казалось, будто никто из них не мог отважиться ответить на этот вопрос.

— Не знаю, — наконец тихо ответила Аурелия. — Это мой муж принимал всегда решения. А мы еще не привыкли к его отсутствию… — Она сделала короткую паузу, которая лучше слез и стенаний демонстрировала ее подавленное состояние. — Мы никогда не думали, что окажемся в стране, где нас никто не понимает, и что баркас наш утонет, ведь лодка — это все, что у нас было.

— У вас есть деньги?

Аурелия опустила руку в карман своего простенького черного платья и показала несколько смятых банкнот.

— Восемьсот песет, — произнесла она. — Последние годы были не очень-то легкими.

При взгляде на жалкие бумажки, лежавшие на ладони женщины, чутье Марко Замбрано, которое помогало ему избегать самых страшных неприятностей, наконец-то проснулось, и он ясно ощутил запах опасности. Он принюхался — в воздухе витал легкий аромат, почуяв который он всегда бежал куда глаза глядят, лишь бы скрыться от готовых на него обрушиться проблем. В какой-то момент он уже был готов уйти, посчитав на этом свою миссию законченной. Больше ему в госпитале делать было нечего.

Но взгляд бездонных зеленых глаз девушки по-прежнему был устремлен на него, и он вдруг почувствовал себя птицей, столкнувшейся со змеей.

— И куда вы собираетесь дальше? — произнес он, сам удивившись своему вопросу.

— В Венесуэлу.

— У вас есть там родственники?

— У нас здесь нет ни родственников, ни друзей. Все остались на Лансароте.

— В таком случае вам следовало бы вернуться. Консульство обязано заняться вами и открыть визы.

— Мы не можем вернуться на Лансароте.

Марко Замбрано едва заметно кивнул:

— Понимаю. Комендант Дувивьер решил пока ничего не говорить консулу. Он подумал: вдруг вы не захотите, чтобы тот знал о вас? Нам известно, что испанское правительство сейчас ставит палки в колеса эмигрантам, но многие все равно бегут от режима. Полагаю, вы хотите, чтобы консул так и оставался относительно вас в неведении.

— Да, вы правы.

— Тогда Дувивьер все уладит. — Марко на секунду замолчал. — И надеюсь, он поможет вам раздобыть нужные документы, чтобы вы какое-то время пожили здесь, на острове. В конце концов, вы потерпели кораблекрушение, а местные власти традиционно испытывают симпатию к потерпевшим кораблекрушение и беглецам. — Он коротко вздохнул. — Проблема в том, что вы не можете и дальше оставаться в госпитале. Здесь нет лишних коек.

— Мы это понимаем.

— Вам есть куда пойти?

Аурелия в очередной раз показала деньги, которые все это время держала в руках:

— Вы думаете, что мы сможем где-нибудь устроиться с этими деньгами?

Марко Замбрано быстро произвел в уме нехитрые подсчеты и печально покачал головой:

— Пуэнт-а-Питр — город дорогой. Он быстро растет, но люди приезжают сюда еще быстрее — отсюда и вечная нехватка жилья. — Девушка по-прежнему не спускала с него пристального взгляда. — В моем доме есть свободная комната… — Он чертыхнулся про себя, так как в ту же секунду пожалел о своем щедром предложении, но потом все-таки продолжил, будто это был совсем не он, а кто-то другой, кто говорил вместо него: — А молодые люди могут спать на баландре. — Он вытянул вперед руки с растопыренными пальцами, сразу же отметая возможные возражения. — Это всего лишь на несколько дней, пока Дувивьер не выправит вам документы и не подыщет способ переправить вас в Венесуэлу. — Он чуть заметно улыбнулся. — Я не предлагаю вам милостыню. Вы люди моря, а значит, прекрасно разбираетесь в лодках. Может быть, за это время вы поможете мне привести в порядок мою шаланду. — Тут он впервые за весь разговор решился посмотреть девушке прямо в глаза. — А я буду очень счастлив, если вы послужите мне моделью для картины. Я художник.

Спустя час они уже готовы были отправиться в дорогу. Аурелия сидела рядом с Марко Замбрано, а ее дети — на заднем сиденье старого «ситроена», который не спеша покинул окраины Пуэнт-а-Питра и устремился по извилистому шоссе, проложенному через густой тропический лес, к Баса-Терре.

Ехали почти не разговаривая. Марадентро размышляли о будущем, которое не представлялось им безоблачным, а Марко сосредоточил все свое внимание на узкой опасной дороге, на которой время от времени ему встречались мчащиеся с сумасшедшей скоростью автобусы, словно призраки, появлявшиеся из-за поворота и тут же исчезавшие за следующим.

К месту назначения прибыли уже затемно. Пердомо, отказавшись от ужина, тут же отправились спать. Когда в доме стало совсем тихо, Марко сделал себе бутерброд, налил в бокал пива и вышел на террасу, откуда открывался прекрасный вид на крепость и полусонный город. Он смотрел на огни и задавался вопросом, как он, человек, всегда с легкостью ускользающий от проблем, позволил втянуть себя в эту странную историю.

— Наверное, я старею, — пробормотал он, пока раскуривал трубочку-качимбу. — Или во всем виновата девчонка. Она даже рта не раскрыла, а я готов был уже предложить ей весь мир…

Подумав немного, он пришел к выводу, что девчонка все это время и рта не раскрыла, тем не менее у него было стойкое чувство того, будто он узнал о ней за этот день гораздо больше, чем когда-либо знал о всех своих женщинах.

Он начал размышлять о картине, которую собирался начать писать уже на следующий день. В качестве фона он использует последнюю башню крепости «Ричепансе», синие воды моря и роскошный, поросший изумрудной зеленью холм… И тут вдруг его как громом поразила мысль: а хватит ли его таланта на то, чтобы передать все глубину и красоту зеленых глаз этой молчаливой девушки?

— Если мне это удастся, — тихо произнес он, прежде чем окончательно уснуть, удобно устроившись в широком гамаке, — я войду в историю.

Однако он прекрасно понимал, что, возможно, никогда не сможет проникнуть в тайну души самой младшей из семьи Марадентро.