Ишь, зачастил как, разволновался. Блин, он что, и правда думал, что я соглашусь? Приду домой, посмотрюсь в зеркало: неужели так на идиота похож?

– Людей, которые нам нужны, мы себе сами привезем, спасибо. Как вы сами и сказали – земли много, вот и не надо друг к другу лезть. Торговать будем, дело это хорошее, а жить лучше со своими.

Омер, однако, так просто сдаваться не собирается:

– Эх, Виталий… свои, не свои… мы все одинаковые внутри, у всех кровь одинаковая, чувства одинаковые! Ну какая разница, в Турции человек родился или в России? Важно, какой человек этот – хороший или плохой. Я же плохих людей не стану советовать, ручаться не стану за них. Мы же соседи будем, я один раз обману, как потом на меня смотреть будешь? Как я тебе в глаза смотреть буду? Не стану обманывать, правду говорю – хорошие ребята, возьми, потом сам рад будешь, спасибо скажешь. Давай, я сейчас вот тысячу экю дам – ты что-то хорошее для поселка на них купишь, да.

Ну вот, мало того, что мы уже на «ты» перешли, так он еще и взятку мне сует. Аж целую тысячу экю, хе-хе. Не в курсе, что ли, – взятка унижает тем больше, чем она меньше. Ладно, раз чувак в Москве работал, поговорим на языке, который должен быть ему понятен.

– Омер, ты пошутил, что ли? Какая тысяча? Это мне надо будет в Новгороде вопрос решать, чтобы разрешение пробить. Минимум десятку надо, и то я ее всю там раздам, мне ничего не останется. Чисто из уважения к тебе займусь.

Турок чуть растерянно моргнул.

– Виталий, ну десять тысяч – это очень много. Ты понимаешь, мы же беженцы, откуда такие деньги? Две тысячи могу дать, только потому, что очень хорошие ребята, и тебе помочь хочу – сам меня потом благодарить будешь!

– Омер, да я бы и так взял, без всяких денег! Ты же все правильно сказал – земли много, людей мало. Но ты пойми – я же не один, надо мной начальство! А им-то на наши проблемы здесь наплевать. Я им не занесу – ничего не разрешат. Ты не жалей десятку, это же инвестиция будет, сам понимаешь. Нормально с тобой работать будем, дела делать, то-се. Я же и на заводе этом нефтяном управляющий заодно, а не только мэр.

– Конечно, Виталий, конечно! Я вижу уже, очень хорошо с тобой работать будем! Но нету десятки, очень много! Три тысячи могу дать, если две семьи возьмешь, сейчас на корабле скажу ребятам, чтобы готовились выгружаться…

– Не-не, Омер, погоди. Во-первых, надо в Новгороде сначала вопрос решить. Я ж себя подставлять тоже не могу, ты пойми. А если проверка приедет, и они тут без разрешения живут?! И трехой никак вопрос не решить, ну я же в Новгороде людей знаю, поверь на слово, там самый-самый минимум – восемь…

В общем, сговорились на пятерке, которую Омер, прикрывшись широкой спиной от любопытных взглядов с реки, молниеносно отсчитал мне из вытащенной из кармана пачки. Я, со своей стороны, пообещал решить вопрос с разрешением на две семьи в течение месяца.

Ну а что такого? Даже если мы их не выпилим, скажу, что люди в Новгороде деньги взяли, а вопрос не решили. Дело-то житейское, сплошь и рядом такое бывает. Человек же в Москве работал, должен понимать.

Русь, нижнее течение Аустралиса, правый берег, Ладога, кафе «Сарма»

– Быстро вы тут обживаетесь… уже и кафе появились…

Отдав должное темпам нашего развития, капитан Дил меланхолично наколол вилкой кусок жареного мяса и отправил в рот.

– Вчера только открыли. С опережением сроков; я думал, не успеем до вашего отплытия.

Поход вверх по реке, поиск подходящего места для колонии, разгрузка колонистов и обратная дорога заняли у Дила и его коллег чуть больше двух недель. Собственно, сам шкипер «Кейп-Кода» уже наверняка с удовольствием шел бы на север вдоль побережья, но разбивать караван ему не хочется, а «Леди Джоселин» и «Рафаэль Сэммс» еще не заправились. Так что мы сидим на веранде дома Юры и Насти Шацких, создаем им выручку. Готовить ребята и правда умеют, так что почему бы и нет – зря, что ли, у турок взятку брал, надо тратить. Опять же экономика развивается.

Американец скептически окинул взглядом маленький поселок:

– Клиентов-то не маловато будет?

– Ну… на перспективу же люди работают. Смотри, вот сейчас два судна пришли – нас на десять человек больше сразу стало, если с детьми считать…

Помимо двух семейств из Забайкалья и Ставрополья, у нас решили остаться еще и трое одиночек. Причем, что забавно, двое из них уже практически семья. Нет, я в хорошем смысле – женщины же среди бессемейных тоже есть. Ну вот, познакомились люди за время плавания, приглянулись друг другу, и появилась еще одна ячейка общества.

– А вчера еще одно судно вышло, из Порто-Франко – еще шестьдесят с лишним человек. Несколько у нас останутся. Ну и так далее. Я удивлюсь, если к концу сезона тут не будут человек сто жить как минимум.

Оставленный Глебом на Севере Курганов проявил неожиданную энергичность и временно переехал в Порто-Франко, занимаясь там агитацией и вербовкой вновь прибывших. Алина же осталась в Нью-Рино, решать оргвопросы. Из Нью-Галвестона, кстати, через две недели еще одно судно выходит, там тоже больше полусотни желающих. Такими темпами мы за пару лет буров догоним. Ну, собственно, с учетом разницы демографических потенциалов – немудрено. Жаль, с турками такой фокус не прокатит.

– …как судно называется?

– Э-э… «Файери Кросс», кажется.

Собеседник (и собутыльник, мы же не на сухую сидим) кивнул:

– Ага, знаю такой. К Билокси приписан. Ну, рад за вас, искренне рад.

– Ставки на фрахт сюда упали же, около ста тысяч просят, не то что вы нас ободрали в прошлом году – по четверти миллиона почти, ха-ха.

Шкипер, явно не испытывающий по данному поводу ни малейшего смущения, пожимает плечами:

– В прошлом году мы практически в неизвестность шли. Плата за риск, никуда не денешься. А сейчас здесь уже кафе открылись. Так что… но, кстати, ставки скоро подрастут, я думаю. Не до прошлогодних, конечно, но тысяч на тридцать, а то и пятьдесят – точно. Начинается массовое переселение на Шират-ха-Ям. Там, конечно, за рейс столько не заплатят, но и сходить туда-обратно из Форт-Линкольна можно три раза за то время, пока до вас только дойдешь.

– Шират-ха-Ям – это на Круглом острове новый анклав теперь так называется?

– Ага. «Песнь моря» переводится вроде как.

– Ясно. Слушай, а турки свой как назвали-то?

– Сег… суг… – Уроженец Бостона сосредоточился и медленно, раздельно произнес: – Сегют[57]. Они, кстати, сильно расстроились, когда увидели, что устье Гискара уже занято. Там планировали обосноваться.

Вот и мы так подумали, что место их привлечет. Потому сейчас на правом берегу Гискара, в нескольких километрах от его впадения в Аустралис, стоит степной хуторок из четырех домов, гордо назвавшийся Тверью. За неделю построили. Пусть единым анклавом Орден нас пока не признает (и это, положа руку на сердце, совершенно справедливо), но отдельное-то поселение есть? Есть. А раз так, земли в радиусе двенадцати миль – наши, и чужим там селиться нельзя, так что речную дорогу на восток нам теперь никто не запечатает. Кстати, раз уж о переименованиях речь зашла – Бордер-Маунтинс больше нет. Ну, на карте в смысле – теперь это Урал. А вот Аустралис и Гискар орденцы переименовывать на своих (они же общеновоземельские) картах отказались – мол, первый назван участниками погибшей экспедиции, память о героях и все такое, а второй – в честь заслуженного капитана-первооткрывателя. Глеб предложил все равно переименовать, вроде как для внутреннего употребления, но большинство, включая меня, проголосовали против. Ни к чему неразбериху устраивать.