– Уже поправилась, – сказала она, старательно смягчая тон.

Журналист помолчал, похоже рассчитывая на подробности. Затем, не дождавшись продолжения, кивнул:

– Что ж, в таком случае предлагаю начинать.

– Давайте, – ответила Фрэнки без улыбки.

Он кивнул еще раз и на секунду склонился над лежавшей перед ним тетрадью, сверкнув намечавшейся лысиной. Из-за этой лысины, подумалось ей, он казался каким-то жалким. И еще из-за костюма: в такой свежий, сбрызнутый прозрачным солнцем весенний день, должно быть, ужасно жарко в плотной твидовой тройке с ярко-красным жилетом, вот у него уже и лоб взмок от пота – заметив это, она моргнула и отвела взгляд.

– Итак. – Журналист покашлял, прочищая горло, – куда громче, чем, по мнению Фрэнки, было необходимо. – Первым делом хочу отметить, что для вас это, вероятно, большое облегчение. – Он поднял на нее многозначительный взгляд и улыбнулся.

– Вы о чем, простите?

Улыбка никуда не делась, но Фрэнки померещилось в ней что-то фальшивое, неживое. Выученное, вдруг осознала она. Он явно репетировал эту сцену дома у зеркала, а может, и в поезде по пути сюда. С нетерпением ждал этого момента и теперь, дождавшись, спешил показать все свои трюки.

– О рецензиях.

– А что с рецензиями?

– Ну… – Он на пару секунд замешкался – так мешкает на сцене актер, добросовестно выучивший роль. – На этот раз вас единодушно хвалят. В отличие от…

– Да, – перебила Фрэнки. – Я понимаю, к чему вы клоните.

На мгновение повисла тишина.

– Так вот, вы наверняка…

– Что? Я наверняка что, мистер Берк?

– Испытываете облегчение. Не правда ли?

Фрэнки в ответ только улыбнулась.

– Я имею в виду, что это, вероятно, стало для вас сюрпризом, – пояснил журналист, тыча в нее зажатой между пальцев ручкой. – Если вспомнить, как приняли вашу предыдущую книгу.

– В чем состоит ваш вопрос?

– Я всего лишь подумал, что рецензии на новый роман…

– Я не отвечаю на вопросы, которые не касаются непосредственно романа, мистер Берк. И я не планирую задерживаться здесь дольше чем на полчаса, о чем вас, несомненно, уведомили. – Фрэнки мельком взглянула на часы. – А это значит, что у вас остается меньше пятнадцати минут.

Она была рада, что уговорила Гарольда предоставить свой кабинет для интервью. Поначалу он все порывался пригласить журналиста к ней домой, чего Фрэнки никогда прежде не делала.

«Считай, что переродилась, – говорил Гарольд, – в каком-то смысле начала с чистого листа, с новым романом – свежим и неожиданным, как и положено дебюту».

По его разумению, квартира Фрэнки послужила бы идеальным местом для такого перерождения. Для того, чтобы заново запустить карьеру. Впрочем, было совершенно ясно, чего Гарольд добивался на самом деле. Хотел, чтобы она открылась читателям после долгих лет затворничества, хотел сыграть на ее выступлении в суде и на сочувствии публики. Газетчики поверили в ее искренность, приняли за чистую монету все, что она наговорила о тяготах писательства, о чувствах, которые Гилли, должно быть, испытывала в последние недели жизни. Общественное мнение теперь оправдывало и защищало не только погибшую девушку, но, судя по всему, и саму Фрэнки: обе пережили тяжелый стресс и умственное перенапряжение, приведшее в одном случае к нервному расстройству, а в другом – к гибели. В прессе поминали даже рецензию, ту проклятую рецензию, с которой все началось, и ее анонимного автора, только на этот раз его поносили, призывали к ответу за жестокие слова, ставили под сомнение его право судить о произведении, которое в поте лица создавал другой человек. Год назад Фрэнки бы рассмеялась от облегчения, от обиды и боли, от жажды мести. Но теперь она не почувствовала решительно ничего. Даже когда Гарольд едва ли не с восторгом пересказал ей все эти публикации. В ответ она лишь коротко кивнула и все равно не согласилась приглашать журналистов в гости – и то и другое Гарольд принял со сдержанным спокойствием. Что-то в их отношениях разладилось, дружеские препирательства остались в прошлом, и пропасть, разделившая их, казалась до того глубокой, что Фрэнки сомневалась, смогут ли они когда-нибудь ее преодолеть.

– Ну и молодец, – сказала Джек, услышав, что Фрэнки отказалась от предложения Гарольда. – Ты вообще-то недавно болела, не забывай об этом.

Вот уже две недели подруга ночевала у нее почти ежедневно, ухаживая за ней после болезни. Хотя Фрэнки еще не до конца поправилась, Гарольд настаивал, что нельзя терять времени.

– Публикация на носу, а ты еще ни одного интервью не дала.

Она не спорила, хотя, судя по тому, что было известно ей самой, новая книга вряд ли могла пройти незамеченной и быстро забыться. Те, кто прочитал роман еще в гранках, отзывались о нем хорошо – если верить Гарольду, едва ли не с придыханием, – а магазины присылали до того внушительные заказы (прежде ни один ее роман не расходился настолько быстро), что уже шли разговоры о допечатке. От интервью Фрэнки уклонялась сколько могла, скрываясь под защитой Джек, переходившей в контрнаступление всякий раз, когда Гарольд демонстрировал чрезмерную настырность. Но в конце концов пришлось признать, что нельзя откладывать разговор с журналистами до бесконечности. Решившись, Фрэнки сообщила Гарольду, что он может выбрать одного, а там видно будет. Тот от счастья едва не упал со стула.

Так и вышло, что присланный Гарольдом репортер из какого-то страшно именитого журнала, который Фрэнки ни разу не держала в руках, теперь сидел напротив и глядел на нее, сощурившись и поджав губы, точно происходящее его слегка раздражало. То ли потому, что перед ним оказалась женщина, то ли потому, что он сам был несостоявшимся писателем, чей дебютный роман критики проигнорировали. Фрэнки нравилось думать, что дело и в том и в другом одновременно.

– Что ж, может быть, вы согласитесь хотя бы рассказать публике, что вас вдохновило попробовать себя в новом писательском амплуа? Возможно, на ваше решение повлияло случившееся… Я имею в виду, что заставило вас выбрать кардинально другое направление?

Фрэнки вознаградила его сдержанной улыбкой.

– Наверное, просто хотелось попробовать что-то новое.

– То есть это решение не было реакцией или ответом на…

– Нет, вовсе нет. Не в моих правилах меняться только потому, что кто-то другой вообразил, будто мне следует поменяться.

– События прошлого года как-то повлияли на ваше решение?

– Как я уже сказала, критики не имели никакого отношения…

– Я не о критиках.

– В таком случае я не совсем понимаю.

– У вас был довольно непростой год. В частности, можно вспомнить инцидент, когда вы напали на женщину в…

– Я ни на кого не нападала, – оборвала его Фрэнки.

– …после чего на какое-то время отправились в загородный дом отдыха.