– Я люблю тебя, Энн, – тихо повторил милорд. – Именно поэтому готов с тобой расстаться. Когда мы вызволим жителей Дан-Лана, вместе с ними в Ганглию пожалуют призраки всех видов и мастей, мы встречались далеко не со всеми… Как я уже говорил, мы с этим справимся. Страшно другое. Ты не сможешь вернуться в свой мир. Никогда. Нет ничего страшнее, чем остаться без своего родного мира, Энн. Уж я‑то знаю.

– Ты… тоже не можешь вернуться в свой… мир?

Я вдруг поняла, что совершенно ничего не знаю о мужчине, которого люблю. Откуда он? Где жил до того, как мы с феей и Буклей прибыли в его пыльный замок? Может, он любил кого-то? До меня… Что, если у него есть дети? Все это время я была так счастлива, что даже не подумала об этом.

– Со мной все намного… сложнее. Но ты. Ты не должна страдать. Я не позволю. Поэтому верну тебя домой. Сейчас.

С этими словами он подхватил меня на руки, и мы… ухнули вниз, чудом не запутавшись в болтающейся над водой веревочной лестнице! Как только наши головы скрылись под ледяной, кусающейся тысячами раскаленных иголочек водой, я что есть силы оттолкнула мужчину от себя. Если бы не боялась захлебнуться, то высказала бы все, что накипело. Про то, что я сама решу, когда и в какой мир уходить. Про то, что так… так нельзя!

Со мной так нельзя. С живыми людьми так нельзя: каждый имеет право решать свою судьбу. Сейчас я понимала, что чувствовала та служанка. Вряд ли я способна на подобную месть, конечно, но видеть милорда больше не хочу. Никогда!

Злость и обида выжигали изнутри, и вместе с гневом кипела Темза. Бурлила, будто в реку падал огромный водопад, но я‑то знала, что никакого водопада в Дан-Лане нет. Может, он есть в Ганглии? Мы могли бы с лордом поехать в горы, поискать его там, вот только все кончено. Я никогда не прощу его. Никогда!

Я работала руками и ногами изо всех сил, стараясь не всхлипывать, чтобы не захлебнуться. Плывя под водой, плакать очень неудобно. Не верите? Попробуйте. Хотя лучше не надо. Я никому не пожелаю того, что испытываю сейчас. Здесь, в темноте, почти у самого дна, мне даже не холодно. Потому что внутри – лед. Бесчувственное ледяное сердце, как у Кая. Я столько раз представляла себя Гердой, смелой девочкой, несущей в душе любовь – горячую, как искры огня. Но никогда не думала, что мне уготована судьба Кая. С той лишь разницей, что Кая спасла Герда. А меня никто не спасет. Потому что он не любит меня. Разве решают за человека, которого любят, его судьбу? Расстаются с ним, страдая, даже не спросив – сам-то он чего хочет? Зря я уплыла… Пусть бы лорд Харди вернул меня обратно. Я бы все забыла со временем, а так…

– Вернуть тебя обратно? В твой мир? – раздалось в голове. – Скажи – сделаю. Ты спасла меня, я у тебя в долгу. И не маг бы тебя вернул, а я. Он пришел, чтобы просить меня об этом. Слишком… самонадеян. Хоть и силен. На самом деле… у него чистое, доброе сердце. Но надо учиться. Лет через двести, может, и выйдет из него что-нибудь путное.

– Лет через двести?! Вы о лорде Харди? Но люди не живут так долго!

– Так он и не… Заболтался я с тобой, девочка. Во‑первых, ты не рыба, чтобы плавать тут возле дна. Простудишься.

Меня вытолкнуло из воды. Настойчиво, но… бережно и мягко. Я оказалась на ступеньках набережной, возле тихо плещущих волн. Сухая. Невредимая.

– А во‑вторых? Эй! Где ты?

Я испугалась, что дух реки исчез навсегда, а мы ведь так и не договорили. Сердце сжалось. Все кончено. Я не смогу простить Харди и не смогу вернуться домой. Так и останусь здесь. На ступеньках.

Я опустила голову на руки, поджала ноги под себя (ни дать ни взять «Аленушка» Васнецова) и приготовилась плакать, как вдруг…

Хлюп. Хлюп. Хлюп-хлюп.

Плывет по реке лодка. В лодке – скелет в черной мантии. Где-то я это уже видела… Точно! Подобная картинка часто иллюстрирует статьи о Великом зловонии. Кажется, она была напечатана в лондонских газетах тех лет: Смерть плывет за теми, кто не заплатил налоги за очистку воды. Я вспомнила все, что знаю. Темза, как и другие реки города, превратилась в сточные воды. Тогда и началось Великое зловоние. Стояла жара, Лондон буквально тонул в миазмах. Вспышки холеры. Сейчас многие реки Лондона остались лишь под землей, есть и такие, что стали канализацией. В общем, та еще история! Неудивительно, что дух Темзы зол, обижен и выглядит как Смерть.

– Я так не выгляжу, – проворчал скелет, загребая вправо. – Это ты меня так видишь. В глазах лорда я огромный водяной великан с рыбьим хвостом, в волосах – жемчуг, в руке – золотой трезубец, а русалки вплетают мне в косы водоросли с прилипшими к ним старинными монетами – сокровищами со дна реки. Ну, это так. К слову.

– Прости.

– За что?

– За то, что мое воображение столь… мрачно.

– Ха-ха-ха… Да мне, в общем-то, все равно. Даже интересно. Так чего ты хочешь?

– А у меня что, есть три желания?

– Почему три?

– Ну, в моем мире, если поймать джинна или золотую рыбку, они исполняют три желания.

– Значит, вернуть тебя в твою Страну чудес? Это можно. Только желание – одно. И мы в расчете.

Скелет взмахнул плащом, и я, сообразив, что он собирается делать, крикнула:

– Нет! Не надо… Я… я не могу.

– Ладно. – Ткань плаща вновь повисла на костях. – Так чего же ты хочешь?

Чего я хочу… Ничего я не хочу! Может, утопиться? Попросить Темзу забрать меня… э‑э‑э… без мучений? Я прислушалась к себе и поняла, что безнадежно выросла из Джульетты. То есть у меня несчастная любовь. Это, без сомнения, так. И умереть, конечно, хочется, но не настолько.

– Думай быстрей, – поторопили меня из лодки. – Устал я. Да и надоели вы мне все. Смертельно! – Дух Темзы, распахнув плащ, ткнул себя в ребра.

– Знаешь что? Хочу в замок! В тот замок, где мы…

– Да понял я, понял. Верное решение. На вот. – Костлявая рука выудила из недр ветхого балахона старинную монету.

– Она… со дна реки? – поинтересовалась я, рассматривая что-то очень похожее на «пиастры», о которых кричал попугай Сильвера.

– Со дна. Будешь в библиотеке – подкинь. Это мой подарок.