Передавать свой опыт молодежи — наш долг, и все же, принимая тебя, я испытывала какое-то дурное предчувствие, прежде всего боясь, что ты сделаешь больно моему сыну. Не знаю, с чего я это взяла, но с самого начала казалось очевидным, что ты любила того доктора. Потом мне пришло в голову, что у тебя есть нечто необычное, редкая страсть к танцу. По-своему ты была ровней Джулиану, а в паре вы были настолько блестящи, что я глазам своим не верила. Мой сын тоже ощущал эту гармонию. Ты воззрилась на него своими огромными, ласковыми, восхищенными голубыми глазами, и чуть позже он пришел ко мне и сказал, что ты — этакая чувственная кошечка, которая легко попадет под его очарование и окажется у него в объятиях. У нас с ним всегда были тесные отношения, и он открывал мне то, что другие мальчишки держали бы в секрете.

Она прервалась, вскинула на меня свои безжалостные глаза и опять заговорила без остановки:

— Ты явилась, ты стала им восторгаться, ты любила его, когда вы вместе танцевали, в другое время оставаясь безразличной. Чем труднее было тебя завоевать, тем сильнее он желал тебя добиться. Я-то думала, ты соображала, что к чему, и по-женски искусно с ним играла, а на деле ты была ребенком! А теперь ты, ты, уезжаешь и бросаешь его одного в чужой стране, языка которой он не знает, тогда как должна бы уже изучить его многочисленные слабости и понять, что он не выносит оставаться один!

Она подскочила точно тощая черная уличная кошка и встала надо мной.

— Где бы ты была без Джулиана, который вдохновил тебя и оттенил твой талант своим? Была бы ты сейчас в Нью-Йорке, танцевала бы с труппой, которая выдвигается в разряд ведущих? Нет! Ты сидела бы здесь, воспитывая этому доктору детишек. Одному Богу известно, почему ты сказала Джулиану «да», и как умудрилась до сей поры его не полюбить. Потому что мне он говорит, что ты его не любишь и не любила! Стало быть, ты его усыпила. И бросила его. Поехала смотреть, как твой брат становится доктором, хотя, черт тебя возьми, прекрасно знаешь, что твое дело — сидеть подле мужа, делать его счастливым и предупреждать его желания!

Да, да! — заходилась она. — Он позвонил мне оттуда и все рассказал! Теперь он думает, что тебя ненавидит! Хочет порвать с тобой. А когда он это сделает, у него не будет сил оставаться в живых! Потому что он отдал тебе свое сердце много лет назад!

Я медленно поднялась, чувствуя слабость и дрожь в ногах. Провела рукой по лбу, который ломило, и сдержала слезы усталости. Внезапно я со всей силой ощутила, что любила-таки Джулиана! Я увидела вдруг, насколько мы с ним похожи: он, с его ненавистью к отцу, который отверг его, как сына, и я, с моей ненавистью к матери, заставлявшей меня вытворять всякие безумства, например, посылать ей пышущие неприятием письма и рождественские открытки, чтобы расстраивать ее и постоянно лишать покоя. Джулиан, все соревнующийся с отцом, не ведая, что победил, что стал лучше него… и я, состязающаяся с матерью, но пока не доказавшая своего превосходства.

— Мадам, мне хотелось бы сообщить вам нечто, о чем Джулиан мог не знать, и чего до сегодняшнего дня не знала я сама. Я люблю вашего сына. Может быть я любила его всегда, просто не была готова это признать.

Она затрясла головой и начала выстреливать слова со скоростью пулемета:

— Если ты его любишь, почему оставила его одного? Ответь мне! Дура! Всех мужчин тянет на молоденьких, и тем не менее они преспокойно себе любят своих жен! Да ты сумасшедшая, если позволишь его аппетиту на молодое мясо оттолкнуть тебя от него! Исхлещи его по щекам, врежь по заднице, вели распрощаться с этими девчонками, или ты с ним разведешься. Скажи так, и он будет таким, каким ты хочешь. Но если ты ничего не говоришь и ведешь себя так, будто тебе все равно, то этим ясно даешь ему понять, что не любишь его, не хочешь его и в нем не нуждаешься!

— Я ему не мать, не духовник и не Господь Бог, — произнесла я утомленно, измочаленная ее напором. Попятившись к двери, я попыталась уйти.

— Не знаю, смогу ли я удержать Джулиана вдали от юных девочек, но хочу поехать и попробовать. Обещаю вам исправиться. Буду более чуткой и скажу ему, что слишком его люблю и не в состоянии примириться с мыслью о том, чтобы он занимался любовью с кем-то, кроме меня.

Она подошла обнять меня и успокоить:

— Бедная крошка, если я и была с тобой резка, то ради твоего же блага. Ты обязана удержать моего сына от саморазрушения. Если ты спасешь его, то спасешь и себя, ведь я покривила душой, сказав, что без Джулиана ты была бы ничем. Это он был бы ничем без тебя! В нем засело стремление к смерти, я всегда это знала. Он думает, что недостоин жить, потому что его отец так и не сумел убедить его в обратном, и в этом вина не только Жоржа, но и моя. Из года в год Джулиан ждал, что отец увидит в нем сына, который просто сам по себе заслуживает любви. И также долго ждал он, что Жорж признает: да, ты будешь танцевать даже лучше, чем я, я горжусь этим и горжусь тем, кем ты стал. Но Жорж молчал. Ты вернешься и скажешь Джулиану, что Жорж его любил. Мне он говорил об этом много раз. Еще скажи, что отец гордился им. Скажи, Кэтрин. Возвращайся и объясни ему, как ты его любишь, и насколько он тебе нужен. Скажи, как ты жалеешь, что оставила его одного. Поезжай скорее, пока он не сотворил с собой ничего ужасного!

Пора было снова прощаться с Кэрри, Полом и Хенни. И только Крису на этот раз не надо было говорить «до свидания». Нашла коса на камень.

— Нет уж! Я еду с тобой! Я не допущу, чтобы ты одна возвращалась к этому ненормальному. Когда ты с ним помиришься, и я буду знать, что все в порядке, тогда я и уеду.

Кэрри, как всегда, плакала, а позади нее стоял Пол, и лишь глаза его говорили: да, мне по-прежнему есть место в его сердце.

Когда самолет начал набирать высоту, я посмотрела вниз и увидела Пола, за маленькую руку держащего Кэрри, которая запрокинула голову, глядя на нас, и махала, махала, пока мы не потеряли ее из вида. Я удобно свернулась в кресле, положила голову Крису на плечо и попросила его разбудить меня, когда мы прилетим в Нью-Йорк.

— Хороший из тебя попутчик, — пробурчал он, но вскоре припал щекой к моим волосам и тоже задремал.

— Крис, — сонно проговорила я, — помнишь ту книжку о Раймонде и Лили, как они искали волшебный край, где растет алая трава, исполняющая желания? Вот было бы здорово взглянуть вниз и увидеть такую траву!

— Ага, — пробормотал он так же сонно, — я тоже все этого жду.

Самолет приземлился в аэропорту Ла Гуардия около трех. День был знойный и душный. Солнце с притворной скромностью то скрывалось за собравшимися грозовыми тучами, то опять выглядывало. Мы оба устали.

— В это время Джулиан репетирует в театре. Репетиции используют для телерекламы. Их должно быть много: в этом театре мы еще никогда не танцевали, и важно прочувствовать пространство, в котором ты двигаешься.

Крис тащил два моих тяжелых чемодана, а я несла его сумку, гораздо более легкую. Я смеялась и улыбалась ему, довольная, что он со мной, хоть Джулиан и придет в бешенство.