Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новость о смерти отца стала очередным испытанием для Луи Наполеона, которое он тяжело переживал. Ему так и не удалось его увидеть. Осталось только несколько писем, какими они успели обменяться. Теперь Луи Наполеону не к кому было обращаться за советом, не от кого получать письма со словами одобрения и поддержки и чувствовать заботу. Однако также не было нужды перед кем-либо отчитываться и выслушивать в свой адрес гневные и раздраженные тирады. Самых близких людей больше не было рядом, и чувство одиночества становилось полноправным хозяином в душе и мыслях.
Несмотря на то что отец и сын не видели друг друга более пятнадцати лет, последние месяцы жизни и смерть Луи Бонапарта окончательно примирили его с Луи Наполеоном. Свою привязанность и любовь Луи Бонапарт доказал тем, что объявил Луи Наполеона «единственным сыном, который остается для меня»[530], и завещал ему наследство. В собственность принца перешли исторические реликвии «Императора Наполеона», дом во Флоренции, денежные средства в банке (около 1,2 миллиона франков) и земельные угодья, приносившие 60 тысяч франков годового дохода[531].
В это же время из Италии пришла еще одна новость, которая привлекла всеобщее внимание. Вместо умершего 1 июня 1846 года папы Григория XVI новым папой (под именем Пий IX) был избран 54-летний епископ Джованни Мария Мастаи де Ферретти. Новый папа пользовался репутацией либерала, а его избрание было встречено с воодушевлением всеми сторонниками реформ. Однако никто не мог и предположить, к каким последствиям приведет вступление нового папы в руководство католической церковью. В первый же месяц своего пребывания на троне он амнистировал более тысячи политических заключенных и изгнанников[532]. Через несколько недель по инициативе папы был устроен праздник в садах на Квиринале для лиц обоих полов.
Пий IX начал активно поощрять разработку планов строительства железных дорог, столь ненавистных его предшественнику, и устройство газового освещения на римских улицах, а также отменил цензуру и обеспечил полную свободу печати[533]. Началась реформа таможенных тарифов, в результате чего были достигнуты принципиальные договоренности о создании таможенного союза между Папской областью, Пьемонтом и Тосканой. В правительство Папской области были введены миряне. Последовала отмена нелепого закона папы Льва XII, обязывавшего иудеев посещать христианские проповеди раз в неделю, а также были расширены права местных властей. Еще бóльшую реакцию сторонников реформ вызвала нота протеста папы, направленная австрийскому канцлеру князю Меттерниху, связанная с занятием австрийскими войсками города Феррары[534]. Эти шаги главы католической церкви вызвали восторг во всех слоях общества, процесс либерализации на полуострове и объединения Италии в единое государство начал ассоциироваться с именем папы Пия IX и Папской областью.
Несмотря на смерть отца, первые месяцы жизни в Лондоне были для Луи Наполеона, по понятным причинам, весьма приятными. Он встретился со своими старыми друзьями и знакомыми: Бенджамином Дизраэли, Чарльзом Диккенсом, лордом Генри Палмерстоном, лордом Генри Брумом, лордом Арчибальдом Монтгомери, графом Альфредом д’Орсе, Маргаритой Гардинер (графиней Блессингтон) и другими. Стал завсегдатаем нескольких модных лондонских клубов: The Army and Navy Club, The Junior United Services Club, The Athenaeum и др. Посещал светские мероприятия, деловые и званые обеды и ужины, театральные постановки.
Британский высший свет снова принял его. Несколько загадочный, авантюрного склада принц пользовался большой популярностью. Английские газеты с удовольствием отводили места на своих полосах для описания светских мероприятий с участием бывшего узника замка Ам.
При этом вести блестящую жизнь в стиле высшего английского общества наподобие той, какой он наслаждался шесть-семь лет назад, Луи Наполеон уже не мог. Этому было простое объяснение: принц лишился львиной доли своих накоплений и доходов. К этому времени уже были распроданы поместье Арененберг и замок Готтлибен, исторические реликвии и ценности, бóльшая часть произведений искусств и ценных бумаг. Расточительный образ жизни и политические авантюры истощили материальные возможности племянника императора Наполеона.
Жарким летом 1846 года Луи Наполеон вместе с кузеном, Наполеоном Жозефом (Плон-Плоном), отправился на воды в городок Бат. Вначале они заняли самый лучший и дорогой номер люкс в Pulteney’s Hotel, но вскоре принц любезно отдал его маркизе Анжлси, чей муж потерял ногу в сражении при Ватерлоо. По словам Луи Наполеона, «это привилегия — оказать услугу жене столь выдающегося солдата»[535]. Анжлси была весьма признательна, и между ее семейством и принцем установились дружеские отношения.
В сентябре 1846 года к Луи Наполеону и Наполеону Жозефу в Бат на несколько дней присоединилась Корну с супругом. Они с удовольствием провели время, в том числе в путешествиях по графствам юго-западной Англии.
В октябре того же года Луи Наполеон обосновался в курортном Брайтоне. Здесь он наслаждался спокойствием и уютом, морским пейзажем и воздухом, а также возобновил свои длительные конные прогулки[536]. Время от времени посещал местный театр и общался с представителями высшего света, которые отдыхали на побережье.
Как и положено, героическую и загадочную фигуру 38-летнего принца постоянно окружало множество слухов, в том числе о его отношениях с женщинами. И не раз пересуды общества практически подводили его под венец вместе с той или иной представительницей какого-нибудь известного рода. При этом от глаз близко знавших его английских знакомых не скрылось, что принц заметно изменился физически и эмоционально. По мнению лорда Малмсбери, «его выражение стало более озабоченным, а плечи ссутулились»[537].
Тем временем засушливые лето и осень 1846 года сказались на экономике многих стран Европы. Неурожай основных сельскохозяйственных культур привел к тому, что за несколько месяцев взлетели цены на пшеницу, картофель, кукурузу, бобовые. Во Франции урожай 1845 года был приблизительно на 30 % меньше, чем годом ранее[538]. С осени 1846 года, когда неурожай оказался еще более значительным, хлебные цены, не превышавшие 22 франка за один гектолитр пшеницы, стали резко расти, и в конце мая 1847 года гектолитр пшеницы стоил в среднем 38 франков, а в отдельных районах — более 50 франков[539]. В историю страны 1847 год вошел под названием «года дорогого хлеба».