Хитченс объявляет правила их предстоящего матча. «Не будет никаких любезностей и рукопожатий». В вечер дебатов по теме «Война в Ираке в марте 2003 года была необходимой и справедливой» Хитченс стоит у Барух-колледжа и раздает листовки, где перечисляются некоторые из самых сумасбродных заявлений его оппонента, среди них приветствие к Саддаму Хусейну от 1994 года: «Ваше превосходительство, господин Президент… Я салютую вашей отваге, вашей силе, вашей непреклонности».

Галлоуэй ничуть не поколеблен. Он метко подбирает аналогию из мира боксеров-тяжеловесов. «Он совсем выдохся, как Сонни Листон», – говорит он.

Когда они стоят за своими трибунками, Галлоуэй, нарядный, загорелый, одетый в костюм, напоминает процветающего капиталиста, а бородатый Хитченс с пятнами пота на фиолетовой рубашке, с брошенным как попало на пол пиджаком, смотрится прямо-таки образцом современного бунтаря-социалиста. В течение следующих двух часов они обмениваются оскорблениями на фоне Ирака. Галлоуэй обвиняет Хитченса в «сумасшедших переменах взглядов» и спрашивает: «Как вас вообще можно принимать всерьез?»

Хитченс поздравляет Галлоуэя с тем, что он «абсолютно, стопроцентно последователен в своей поддержке головорезов и мерзавцев, о которых неприлично сказать в обществе». Галлоуэй называет Хитченса лицемером, «придворным шутом Бурбонов-Бушей» и говорит, что его переход из леваков в правые есть «нечто уникальное в естествознании… первая в истории метаморфоза бабочки обратно в слизняка». Хитченс парирует тем, что «низкая и дешевая уличная брань» Галлоуэя – «это просто срам… под каждой сточной канавой оказывается очередная клокочущая канава». На что Галлоуэй отвечает: «А вы пали из сточной канавы в канализацию».

И далее в том же духе. В самый разгар дебатов оба спорщика переходят разумные рамки. В какой-то момент Хитченс хвалит администрацию Буша за то, как она справилась с последствиями наводнения в Новом Орлеане.

– Это уже предел, – возражает Галлоуэй, – вы превратились в рупор и апологета этих жалких, зловредных халтурщиков, которые не в состоянии даже собрать тела своих собственных граждан в Новом Орлеане.

В свою очередь, Галлоуэй как будто оправдывает террористов, совершивших теракт 11 сентября.

– Некоторые думают, что те самолеты 11 сентября появились как гром среди ясного неба, – говорит он. – Я же думаю, что они возникли из трясины ненависти, которую создали мы сами.

– Мистер Галлоуэй, – отвечает Хитченс, – вы выбрали не тот город для подобных заявлений… Это наша вина? Нет, это мазохизм. Причем мазохизм, предлагаемый вам садистами.

Америке привычно, что ее политическая элита хочет пользоваться любовью или хотя бы уважением. Ей еще не знакомы прелести взаимного поливания грязью.

– На этом заканчивается мое безвозмездное выступление, – говорит Хитченс в конце, когда подводит итог. – Отныне, если захотите поговорить со мной, приходите с кассовым чеком, а я буду продавать книги, ведь, в конце концов, это Америка.

После дебатов голосование не проводится, поэтому невозможно рассудить, кто победил. Оппоненты отказываются обменяться еще хоть единым словом: каждый сидит в своем углу, торопливо подписывая экземпляры своей последней книги[177]. У ведущей дебатов тоже есть книжка на подпись. После утомительного дня они единодушно отстаивают дело саморекламы.

«Элстри-студиос», Борэмвуд, Хертфордшир

23 января 2006 года

5 января член парламента от партии «Уважение» входит в дом реалити-шоу «Большой брат со знаменитостями», потому что, как говорит сам, это полезно для политики: «По-моему, политик должен пользоваться каждой возможностью общаться с людьми. Я всем сердцем верю в демократический процесс». Входя в дом, он кричит: «Остановите войну!»

Среди его соседей по шоу Деннис Родман, ушедший на покой американский баскетболист; Фария Алам, бывший секретарь Футбольной ассоциации, знаменитая своими романами, о которых она не стесняется говорить, с главным тренером сборной Англии по футболу и руководителем Футбольной ассоциации; Джоди Марш, бывшая модель, снимавшаяся для журналов; Пит Бернс, певец-трансвестит, солист группы Dead or Alive; Престон, солист группы Ordinary Boys; Рула Ленска, актриса; Трейси Бингэм, первая черная актриса в «Береговой охране»; Шантель Хафтон, двойник Пэрис Хилтон по совместительству; Мэггот, уэльский рэпер; и, наконец, Майкл Берримор, ведущий семейных программ, чья карьера пошла под откос пять лет назад, после того как у него в бассейне обнаружили труп.

Их первое задание – распределиться в порядке собственной известности. На самом же деле Шантель вообще никому не известна, но ей дали тайное задание: убедить всех, что она знаменитость. За короткое отведенное им время соседи решают, что самый знаменитый среди них – Майкл Берримор, а наименее – Мэггот. Джордж Галлоуэй на четвертом месте между актрисой из «Береговой охраны» и певцом-трансвеститом.

В первые дни Галлоуэй поддерживает приятельские отношения с Берримором и всем твердит, что желает победы ему. Берримор так тронут этой неожиданной поддержкой, что начинает плакать. Галлоуэй целует его в лоб. Через неделю они уже близкие друзья, и Галлоуэй защищает Берримора от нападений Джоди Марш, которая недовольна тем, что он съел ее еду. Галлоуэй называет Марш «злым человеком»[178].

За стенами дома «Большого Брата» коллеги по парламенту критикуют Галлоуэя за пренебрежение своими обязанностями. Он, по их мнению, стал посмешищем для всей страны, когда встал на четвереньки, делая вид, что он кот, и стал выделывать курбеты в красном трико.

А в стенах теледома его добродушие начинает истощаться. Он распекает Шантель и Престона за то, что те пошли в тайную комнату и наелись там вкусностей, которых не дают остальным участникам.

– Если бы меня позвали туда, я бы стоял твердо, как скала, и отказался бы сесть, отказался бы есть, отказался бы пить, отказался бы курить. Я бы сказал: «Вы привели меня сюда под давлением, но я отказываюсь вкушать то, что не позволено остальным!

– Мы же играли в игру, – отвечает Шантель, и вполне разумно.

Тогда Галлоуэй нападает на Престона:

– Ты подхалим и врун, ты перед всем миром раскрылся как подхалим и врун… Мы еще увидим, что подумали зрители о твоих двойных стандартах, о твоем возмущении из-за меня, об апломбе, с которым ты превращаешься в лживого плутократа в своем джентльменском клубе.