сил под Ленинград, прекратили какие-либо наступательные действия и, остановившись на краю Синявинских торфоразработок примерно в двух километрах западнее тех мест, которые они занимали ранее, основательно окопались, создав новую оборонительную линию. В эти дни активных боевых действий практически не велось, и количество поступавших в батальон раненых свелось до минимума.

Однако действия воздушных сил всё ещё продолжались. Немцы, получив солидное подкрепление авиацией, ежедневно совершали многочисленные налёты на все леса и болота, где по их предположениям, могла располагаться артиллерия и тыловые части Красной армии. Как правило, эти бомбёжки серьёзного ущерба не приносили. Они проводились вслепую, и лишь иногда то или иное подразделение терпело урон. Кроме того, действиям немецкой авиации мешали зенитчики, и, хотя и немногочисленные, но отчаянно храбрые, краснозвёздные истребители. Не один фашистский лётчик вместе со своим самолётом нашёл себе могилу в Синявинских болотах и окрестных лесах.

Конечно, фашистские лётчики держали под своим неослабным вниманием основную дорогу, связывающую армейские тылы с передовой, и нападали не только на колонну воинской части, но даже и на отдельную машину, появившуюся на этой дороге. Делали они своё дело с немецкой аккуратностью: начинали вылеты с восьми часов утра, затем перерыв с двух до четырёх (как говорил Игнатьич, на обед), а после летали до темноты.

Не оставили они в покое и одинокую санитарную машину, ехавшую на предельной скорости к передовой. Не заметили только, откуда она вдруг вынырнула на дорогу. Но как только машина была обнаружена, один из «юнкерсов» отделился от группы, бомбившей участок леса левее дороги, и погнался за ней.

Борис, высунувшись из окна кабины, всё время наблюдал за небом. Он вовремя заметил манёвр немецкого самолёта, и только тот пошёл на снижение вдоль дороги, Алёшкин скомандовал шофёру свернуть в лес, а всем ехавшим в машине выскочить из неё, отбежать под густые деревья и залечь. К счастью, здесь оказалась просёлочная дорога. Впрочем, кое-кто, услышав вой сирены «юнкерса», уже начал это делать и без его приказания. Едва «санитарка» успела скрыться в чаще, как на дороге, почти в том месте, где она только что была, разорвалась бомба, затем впереди ещё две и затрещала очередь крупнокалиберного авиационного пулемёта, прострочившая дорогу и придорожные кусты. Но это уже было довольно далеко от того места, где находился Борис и его товарищи.

Потеряв из виду машину, фашистский лётчик развернулся и, сбросив несколько бомб на придорожный участок леса, вновь направился вдоль дороги, рассудив, что «санитарка», спешащая на передовую, не будет долго отсиживаться в лесу, и если она уцелела, то скоро вынырнет опять на дорогу. Летчик её увидит и, может быть, в этот раз окажется удачливее. Так бы и произошло.

После того, как самолёт, отбомбив дорогу и часть леса рядом, полетел на восток, чтобы развернувшись, искать потерянную машину, Борис и сопровождавшие его люди снова погрузились и, объезжая старые и свежие воронки, помчались вперёд. До поворота в лес к старому расположению медсанбата оставалось около километра, когда их снова заметил фашист. Сворачивать было некуда, и «санитарка» со своими пассажирами оказалась бы беззащитной, если бы фашистскому стервятнику не пришлось думать о спасении собственной шкуры. Пока он совершал свой манёвр, преследуя санитарную автомашину, со стороны Войбокало показалась тройка истребителей, направлявшихся к карусели бомбардировщиков, бомбивших какой-то объект около передовой. Сравнительно быстро они заметили летевший отдельно над дорогой немецкий самолёт. Один из «ястребков» круто изменил курс и зашёл в хвост бомбардировщика. Первая же очередь заставила фашиста забыть о санитарной машине и принять все меры для собственного спасения.

Борис заметил появление истребителя, а его стрельбу услыхали и все остальные. Вместо того, чтобы скорее продолжать свой путь, машину остановили, и все с любопытством стали смотреть на происходивший почти над их головами воздушный бой. Собственно, настоящим боем назвать это было нельзя: истребитель, хотя и намного меньше по размерам, чем немецкий бомбардировщик, обладал гораздо большей манёвренностью и скоростью, и поэтому враг, огрызаясь пулемётными очередями, торопился как можно скорее уйти под прикрытие своих зенитных батарей. Однако безнаказанно ему это сделать не удалось. Одной из своих очередей истребитель сумел поджечь фашиста, и тот, выпуская клубы чёрного дыма и жалобно воя подбитым мотором, быстро снижаясь, скрылся где-то за зубчатой стеной леса на западе.

Истребитель, сделав своё дело, отправился к товарищам, которые уже успели нарушить ровный строй кружащихся бомбардировщиков и вступили в бой с вывалившейся из облаков группой прикрытия «мессершмиттов». Окончание этого боя ни Борис, ни его товарищи не видели. Когда истребитель подбил нападавшего на них фашиста, они поехали своей дорогой и к двум часам дня прибыли на место.

Помощь Павлова оказалась прямо-таки неоценимой. Под его руководством бригада плотников аккуратно разобрала намеченные к перевозке домики, перенумеровала все брёвнышки, окна и двери. Павлов заверил, что на сборку каждого домика потребуется не более двух-трёх часов, а, следовательно, дня через три весь персонал батальона будет обеспечен жильём.

Алёшкин решил оставаться на старом месте до самого конца переезда санбата, и поэтому его домик наметили разбирать последним, после того, как будет свёрнута последняя госпитальная палатка и вывезены все раненые. К тому времени, когда нужно было свёртывать эту палатку, в ней оставалось всего десять человек, которые, по мнению Алёшкина и врача из госпитального взвода, оставленного для их лечения, а также и хирурга Дуркова, были в состоянии перенести переезд до нового расположения батальона без особого ущерба для своего здоровья. Остальные, оставленные в начале передислокации санбата, частью были вывезены ранее, частью скончались, не выдержав тяжести полученных ранений.

Спустя три часа после отправки последней палатки и раненых, а вместе с ними Игнатьича, Джека и вещей комбата, Павлов со своей бригадой при деятельном участии самого Бориса разобрал его домик и погрузил на полуторку, на которой он вполне уместился, и все выехали на новое место. На старом остались только протоптанные дорожки и площадки из-под домиков и палаток, не заросшие травой, да огороженное колючей проволокой кладбище.

Между прочим, когда отправлялась вторая часть операционно-перевязочного взвода вместе с Катей Шуйской, Борис стоял в тени большой ели и наблюдал за погрузкой. Он, как было известно, оставался на старом месте до конца. Когда машины уже были совсем погружены и отправлявшиеся вместе с ними должны были, как всегда, помогая друг другу, забираться на верх груза, то от одной из машин отделилась маленькая фигурка и, крикнув:

— Подождите, я сейчас! — подбежала к Борису.

Конечно, это была Катя, уже давно его заметившая. Обхватив его шею руками и прильнув к нему всем телом, она