Лейтин согласился поразмыслить над вопросом. Он попробовал несколько подходов, ни к чему не пришел, а затем спросил совета у своей жены Кристины. Та тоже не знала, что должны говорить в такой ситуации астронавты. Ночью Джо уселся в кухне за пишущую машинку и напечатал подходящие на первый взгляд слова, однако, перечитав фразу, Лейтин скомкал бумагу и начал все снова. Часы шли за часами, скомканные листы бумаги, вытащенные из машинки, покрывали пол. Наконец в четыре часа утра на кухню пришла его жена и сказала, что у нее есть идея. Выслушав жену, Лейтин улыбнулся. Идея была отличной.

Лейтин поделился ею с Борманом, Ловеллом и Андерсом, и те согласились. НАСА тоже. Слова, предложенные женой Джо Лейтина, были напечатаны на листе огнеупорной бумаги (после «Аполлона-1» другую бумагу иметь на борту не позволялось), и страницу положили под заднюю обложку полетного плана. Там она оставалась почти до конца полета – до сочельника.

* * *

В Хьюстоне время шло своим чередом; предрождественский день тянулся слишком медленно для тех, кто обеспечивал полет, а уж тем более для любящих семей всех троих астронавтов. Операторы, свободные от дежурства, изнывали дома без дела и в конце концов один за другим (многие – за несколько часов до смены) приехали в Космический центр, хотя их раннее появление в тот день не планировалось и не ожидалось.

С самого начала космической программы ЦУП во время полетов работал трехсменными циклами. Однако НАСА уже планировало ввести четыре смены вместо трех: восемь рабочих часов на 16 часов отдыха – такой график слишком изматывал сидящих за пультами людей, чья напряженная работа делала возможными космические полеты к Луне. Впрочем, сегодня никакая усталость не имела значения. Крис Крафт, Джин Кранц, Боб Гилрут, Джордж Миллер и другие высшие чины агентства ушли из рабочего зала лишь ненадолго – съездить домой принять душ, переодеться и, если совсем нет сил, немного поспать.

К середине и концу дня подтянулись и другие операторы. Оглядевшись в поисках свободного кресла, они подтаскивали его к тому пульту, за которым обычно работали, и усаживались за плечом дежурного. Кому стула не досталось – те попросту стояли у стены или бродили по залу.

Милт Уиндлер принес с собой сверток, в котором были красно-синие флаги с белой цифрой 1. В нужный момент, если все пройдет гладко, он раздаст флаги всем присутствующим.

Ближе к вечеру, когда Майк Коллинз уже сменился с дежурства, Борман специально спросил нового капкома, Кена Маттингли, одного из немногих астронавтов, еще не обзаведшихся семьей.

– Эй, Кен, – окликнул его Борман, – как ты умудрился попасть в такую смену? Вечно они на сочельник назначают холостяков!

– Я бы все равно сегодня никуда больше не пошел, только сюда, – ответил Маттингли.

В домах Бормана, Ловелла и Андерса жены занимались тем же, чем всю предыдущую неделю: присматривали за детьми, принимали гостей и отвечали на бесконечные вопросы репортеров. Сьюзен Борман, которой едва удавалось поспать, чувствовала себя изможденной и опасалась, что по ее виду это заметно. Она заранее записалась на сегодня в парикмахерскую: во-первых, если все равно нужно куда-то девать время, то почему бы не потратить его на то, чтобы выглядеть ухоженной перед фотографами и телеоператорами, а во-вторых, именно такое обыденно-деловое поведение и было частью имиджа, который НАСА стремилось показывать публике.

Валери Андерс сидела дома с детьми и выходила каждый раз, когда ее слова требовались для прессы; в остальное время она старалась не показываться никому на глаза. Жена астронавта-новобранца, она демонстрировала на удивление крепкие для новичка нервы; причиной тому была привычка держать в узде собственное настроение, создавая для этого нужную среду.

Подобно Сьюзен Борман и Мэрилин Ловелл, Валери заранее знала всю важность запуска двигателя для LOI и не ложилась спать в ту ночь. Решающие минуты она провела так, как спланировала заранее: рядом с репродуктором, в затемненной гостиной, где единственными источниками света были рождественские огни на елке и горящий камин. Среди немногочисленных близких, присутствующих здесь, была ее старая школьная подруга, а также Джен Армстронг – жена астронавта Нила Армстронга – и Дейв Скотт, летавший с Армстронгом на «Джемини-8»; ему с двумя другими астронавтами через два месяца предстоял полет на «Аполлоне-9». Пока экипаж совершал маневр, Скотт, склонившийся к репродуктору, объяснял Валери непонятные для нее фразы.

Узнав об успешном окончании маневра, Валери вышла к репортерам и в общении с ними продемонстрировала лоск, больше подобающий сенатору, а не молодой жене героя.

– Значение исторических событий не поддается немедленному осмыслению, – сказала она. – Потенциальное влияние события и его величие невозможно оценить сразу же. И хотя история создается сегодня, нам всем нужно осознать, что за будущей посадкой на Луну стоят годы усилий многих людей.

Репортеры кинулись записывать ее слова, а Валери, исполнив долг, вернулась в комнаты – посмотреть, не успели ли ее пятеро детей разнести весь дом за короткие мгновения ее отлучки.

Мэрилин Ловелл – самая опытная из трех жен и в сущности самая опытная жена астронавта в мире, если судить по количеству времени, проведенного ее мужем на орбите, – знала, что ей необходимо поспать, и даже успела прикорнуть сразу после окончания маневра LOI и завершения первого телерепортажа. Она знала также, что ей по возможности нужно выскользнуть ненадолго из дома.

Рождественская неделя для нее и ее семьи всегда была связана с церковью, и в Хьюстоне Ловеллам удалось найти уютный епископальный приход, которым руководил известный в округе священник, отец Дональд Рейш: он теперь хорошо знал всю семью. Прийти на рождественскую службу было немыслимо: для этого ведь требовалось приготовить детей и проникнуть с ними сквозь толпу репортеров, которая мгновенно окружила бы всю семью, если бы Ловеллы появились на лужайке перед домом.

Поэтому Мэрилин позвонила отцу Рейшу и спросила, нельзя ли ей прийти пораньше и побыть в храме без свидетелей. Священник согласился, и ближе к вечеру Мэрилин вышла из дома в одиночку, постаралась сократить вопросы прессы до минимума, быстро села в машину и доехала до храма.

Войдя в храм, она увидела, что там почти пусто: на месте были только отец Рейш и органист. Зажженные свечи, органная мелодия. Отец Рейш, поприветствовав Мэрилин, довел ее до алтаря, и Мэрилин помолилась. Она радовалась возможности побыть в одиночестве и была благодарна за все усилия, предпринятые ради нее.

– Вы все это сделали для меня? – спросила она отца Рейша.

– Вы ведь пропустите сегодняшнюю мессу. Значит, да, – скромно ответил священник.

Мэрилин улыбнулась, поблагодарила отца Рейша и поспешила обратно к машине. Уже темнело, и, чтобы избежать толп, ей предстояло ехать обратно в Тимбер-Коув по слабо освещенным улочкам. Впрочем, за годы жизни здесь она успела отлично изучить маршрут. На подъезде к дому деревья над дорогой вдруг словно расступились: прямо перед глазами в небе висела Луна. Мэрилин остановила машину и посмотрела вверх.