Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 196 г. до н. э. безвестный резчик по камню выбил на чёрном базальте надпись на трёх языках: иероглифами (древнеегипетским), скорописью (новоегипетским) и греческим алфавитом. В ней жрецы описывали свои верноподданнические чувства по отношению к фараону Птолемею V, который был по национальности греком и древнеегипетского языка, вероятно, не знал. В период правления эллинистической династии Птолемеев такие трёхъязычные тексты (трилингвы) были обыденным явлением в городах и храмах Египта. Стела пророчила Птолемею и его потомству весьма радужные перспективы:
«Он и дети его будут царями навсегда. Решено жрецами всех храмов страны многажды увеличить почитание Царя Птолемея, вечно живущего, любимца Птаха, Богоявленного и Благотворного, а также и родителей его… и предков его… и установить в главнейшем месте в каждом храме изображение вечно живущего Царя Птолемея».
Неизвестно, как отнёсся сам вечноживущий к таким радужным обещаниям (он умрёт в возрасте 28 лет), но последующие две тысячи лет жизни каменной стелы были невыразимо скучны, как у Старика Хоттабыча в его лампе. Она была расколота надвое, где-то потеряла половину текста и в конечном итоге оказалась в земле. Лишь в 1799 г. при строительстве форта у города Розетты наполеоновский солдат ткнул заветный камень лопатой. Отношение к памятникам старины у французов было трепетным, и к камню отнеслись бережно. Впоследствии уникальный экспонат отбили англичане, которые и вывезли его в Лондон.
Однако честь расшифровки иероглифической надписи судьбой всё равно была уготована французу. Европейцы веками были убеждены, что египетские иероглифы – скорее символы, нежели буквы, что они передают сложные абстрактные или сакральные понятия и буквальному прочтению не поддаются. Предпринимавшиеся попытки дешифровать египетские тексты терпели фиаско или выдавали результаты столь же сенсационные, сколь и неправдоподобные. И так бы продолжалось дальше, если бы в 1822 г. талантливый египтолог Жан-Франсуа Шампольон не сел за свой стол и не вывел строки знаменитого «Письма к господину Дасье»:
«Речь идёт о категории иероглифов, которые… были наделены способностью выражать звуки слов и служили для написания… титулов, имён и прозваний греческих или римских государей».
Шампольон был первым, кому удалось прочесть так называемые картуши – овалы, обрамляющие иностранные слова в иероглифических текстах. Благодаря сравнению древнеегипетской и греческой надписей на камне он смог определить чтение таких имён, как Птолемей, Арсиноя (его мать), Береника (его бабушка), Александр (Македонский) и других. Выяснилось, что эти имена написаны при помощи своеобразного иероглифического алфавита – буква за буквой, и это стало ключом к расшифровке всей древнеегипетской письменности.
«Картуши» с именами фараонов дали ключ к разгадке иероглифов
Египтяне действительно использовали иероглифы для обозначения отдельных звуков – в основном в именах собственных. Чаще всего изначальными значениями таких иероглифов были слова, начинающиеся на эту букву (к примеру, если бы мы использовали изображение кота для К, а змеи – для З), и Шампольон это понял верно, отыскав родственные слова в современном языке египетских коптов. Таким образом он вскоре сумел прочитать и понять значение множества иероглифов, и расшифровка текстов пирамид, стел и папирусов стала делом техники.
«Буква Л передана львом или львицей… Причину выбора этого животного для передачи согласного мы найдём в египетском слове «лабо», употребляемом в коптском языке в значении львицы».
Простая и гениальная находка Шампольона буквально перевернула европейскую науку. Копать, изучать, сравнивать и расшифровывать захотелось сразу всем, и уже середина XIX столетия будет отмечена невиданным взлётом интереса к ближневосточной археологии. Если раньше история Древнего Востока была для европейцев чем-то мифическим, сказочным, то теперь её стало возможно не только увидеть и потрогать руками, но и прочесть. Кроме того, археология и дешифровка стали модным и гламурным трендом: когда в 1802 г. Георг Гротефенд расшифровал персидскую клинопись, его и публиковать отказывались, но после Шампольона любые новые открытия с Ближнего Востока встречались бурными аплодисментами.
Они посыплются как из рога изобилия. В 1836 г. Принсеп раскроет секрет индийской письменности брахми, в 1850 г. Роулинсон дешифрует аккадскую клинопись. До конца века Смит откроет секреты кипрского силлабария, Томсеном будут прочитаны тюркские руны, а в начале XX столетия Грозный разгадает клинопись хеттов. Ближний Восток и долина Нила будут перекопаны археологами, а открытия Трои Шлиманом и гробницы Тутанхамона Картером станут мировыми сенсациями. Человек заново переживал свою историю и учился постигать её по собственным следам, а не по легендам и мифам библейских текстов.
Мода на дешифровку, запущенная Розеттским камнем, не проходит по сей день. С её помощью были воссозданы история и культура древних майя, цивилизация микенской Греции, взлёт и падение конфедерации этрусков. Но и на наш век загадок хватит. Величайшими из них остаются уже описанный выше Фестский диск (см. Документ № 5), печати долины Инда и таблички ронго-ронго с острова Пасхи. Открытия последних десятилетий прибавили ещё несколько позиций к этому списку: библское письмо, протоэламская письменность, критская иероглифика, киданьские письмена. Для любого исследователя древности или же просто увлечённого человека эти названия звучат как музыка, и быть может, кто-то из читателей этих строк сможет разгадать одну из древних загадок.
Даты и авторы крупнейших прорывов в расшифровке древних письменностей
А сам Розеттский камень продолжает ежедневно принимать тысячи туристов на одном из самых почётных (для камней) мест в мире: в первом зале Британского музея, прямо у входа. Благодаря Шампольону и базальтовой стеле из Розетты мы не утрачиваем интереса к своей истории – а что может быть важнее для изучения будущего, чем прошлое?
• первое фотографическое изображение
• начало фотоэпохи
Может ли фотография иметь такой же исторический эффект, как литература? Весной 2003 г. этот вопрос появился на сайте американского журнала LIFE и породил тысячи комментариев. И наверно, я бы согласился с теми, кто писал тогда о невозможности такого сравнения. Какая же фотография может сравниться по влиянию на мировую историю с Библией, «Илиадой» или Апрельскими тезисами? Пожалуй, разве что только одна – самая первая. Потому что, вне зависимости от того, что на ней изображено, она открыла новую эпоху в культуре человечества: эру фото, прошедшую путь от камеры-обскуры до селфи-палки, от кожаного фотоальбома до Инстаграма.