— Я просто предупреждаю, что может случиться, если ты этого не сделаешь.

Пристально смотрю в глаза женщине, которая дала мне жизнь, от которой я унаследовал подбородок, характер и безжалостную амбициозность, — и не ощущаю ничего. Своего рода прогресс, учитывая мои чувства к ней в последние двадцать лет.

Сколько осталось невысказанным.

— Это ничего не меняет, — с трудом выговариваю я. — Ты не можешь вот так просто вплыть в комнату, сказать свое слово и ждать, что между нами все сразу наладится.

— Разумеется, нет, — твердо отвечает она. — Ты мой сын. С тобой нелегко разговаривать. На другое я и не рассчитывала.

— Она и моя дочь, Бэт! И я хочу ее видеть!

— Но она не готова видеть тебя, — возражает моя жена со спокойствием, которое доводит меня до белого каления. — Сначала ей надо разобраться в себе. Я уж не говорю о том, чтобы попросту принять душ. Она в таком состоянии, что скорее ей нужно не мыло, а наждачная бумага. Как бы там ни было, — добавляет Бэт, — нам нужно поговорить, прежде чем ты вломишься к ней как слон в посудную лавку и опять отпугнешь.

Для одного дня с меня хватит женщин и их задушевных бесед.

— Я перелетел через половину земного шара не для того, чтобы бить баклуши в очередном гостиничном номере! — огрызаюсь я, проталкиваясь мимо Бэт к двери. — Нет такой темы для обсуждения, что не могла бы подождать.

— А как насчет твоей интрижки, Уильям?

Да уж. Не считая этой.

— Ну, то есть мне следовало бы сказать «интрижек» — во множественном числе, — спешит поправиться жена. — Уверена, их было числом больше одной. Мы ведь, в конце концов, не занимаемся сексом уже восемь лет. Надо быть каменным, чтобы за такой срок не захотеть секса, а подцеплять шлюшку на вокзале не в твоем стиле. — Бэт отдергивает занавеску и смотрит на парижские улицы; ее спина прямая как шест. — Кейт убежала, потому что мы подвели ее. Знаю, во многом виновата я. Я причинила ей боль, и с этим мне придется жить всю жизнь. Но тут дело еще и в нас. В тебе и во мне. Уильям, она еще ребенок. Мы все еще нужны ей.

— Бэт, — осторожно говорю я, — я никогда не хотел причинять тебе боль…

— Я не виню тебя, Уильям. Я сейчас не об этом.

Я потираю переносицу.

— У меня был совершенно кошмарный день. Может, отложим этот разговор?

— Кейт боится, что все рухнет, — продолжает Бэт, словно не слышит меня. — Она убегает, чтобы не видеть, как это произойдет. Ты слишком поглощен своей… работой. Я слишком поглощена своими проблемами. Мы оба подвели ее.

К черту эти пузырьки. Дьяволу душу бы сейчас отдал за стакан чего-нибудь крепкого.

— От меня что требуется? — спрашиваю я, обращаясь к спине жены.

— У нас два выхода. Первый — наспех замазать трещины, сделать вид, что все в порядке, и наблюдать, как наша дочь, едва выбираясь из одного кризиса, будет идти навстречу другому и, в конце концов, загубит свою жизнь. Второй — попытаться что-то предпринять.

— Отлично. Я буду пораньше уходить с работы.

— Я не о работе. — Наконец она отворачивается от окна, чтобы взглянуть мне в глаза. — Проблема в нас, Уильям. Я же сказала. Это жалкое подобие семьи никому не приносит добра — и уж точно не Кейт. Мы должны начать быть честными. Либо мы попробуем излечить наш брак, либо нужно будет положить ему конец.

Ее слова повисают в воздухе. Она побледнела, но держит себя в руках — ни слез, ни истерик.

Не могу поверить, что именно Бэт отваживается приметить слона.

— Ты имеешь в виду развод?

— Да, если ты этого хочешь. Я не стану тебе препятствовать, — добавляет она. — Не стану бороться за наш брак… и совершать прочие глупости. Бен уже уехал из дома, Сэм учится в пансионе; конечно, развод будет для них ударом, но они переживут.

— Это… это то, чего ты хочешь?

— Нет! Конечно, я не хочу этого! Уильям, сейчас я люблю тебя даже больше, чем в тот день, когда ты предложил помочь мне выровнять картину на выставке! — яростно выкрикивает она. — Но даже я понимаю, что у нас все идет не так. Рано или поздно ты встретишь женщину, которая не пожелает делить тебя со мной. Если ты не хочешь быть со мной, так лучше уж покончить с этим теперь, пока мы еще можем расстаться друзьями. — Она делает глубокий вдох. — Мне нужно только одно.

Ну вот, началось. Дом? Половина компании?

— Один год.

Она усиливает натиск.

— Сделай это для Кейт, если не для меня. На следующий год она уедет в университет и заживет своей жизнью. Только бы дождаться, чтобы она сдала экзамены. Дай нашему браку один, последний, шанс. Если мы оба постараемся изо всех сил, но через год твои чувства не изменятся и ты захочешь уйти, я не стану тебе препятствовать.

Она предлагает мне свободу. Выход без чувства вины или взаимных обвинений. Возможность начать все сначала с Эллой, не боясь, что моя жена перережет себе вены или спрыгнет с утеса.

Я не могу уйти от нее…

Я не виноват в том, что мой отец покончил с собой.

Она предлагает мне выбор. Епитимья в виде брака обернулась обманом для нас обоих.

Конечно, Элла подождет каких-то двенадцать месяцев.

— Год?

— Больше никакой лжи, — быстро говорит Бэт. — Если мы хотим это сделать, то должны стремиться. Ты должен честно попробовать, Уильям. Ты должен начать обращать на меня внимание.

— А ты станешь принимать лекарства?

Она медлит с ответом.

— Если ты не будешь их принимать, Бэт, ничего не выйдет. Ты же знаешь, какой становишься.

— Да. Я буду принимать лекарства.

— Год, — заключаю я.

Мне и на миг в голову не приходит, что я захочу остаться.

— Есть еще кое-что, — говорит Бэт, подступая ко мне. Медленно, нервно она начинает расстегивать пуговицы на своей строгой блузке. Следом на пол падает клетчатая юбка. На ней белье, которого я прежде не видел: кружевное, кремово-розовое. Она дрожит всем телом.

Ее светло-русые волосы, качнувшись, закрывают лицо, когда она тянется за спину и расстегивает лифчик. Внезапно ко мне возвращается воспоминание о том вечере, когда она впервые разделась передо мной — много лет назад. У нее так тряслись руки, что она уронила часы, а потом, пытаясь их поднять, опрокинула полный бокал вина.

Мой член вдруг пробуждается к жизни. Она красива. Я сам стыжусь своего изумления.

Ее пышная грудь раскачивается, когда она наклоняется, снимая трусики. Сила тяжести и трое детей сделали свое дело — зато наградили Бэт линиями и изгибами, которых у нее не было прежде. И они ей идут. И есть что-то еще — что-то совсем другое… Спустя мгновение я потрясенно осознаю: она дрожит не от волнения, а от желания. Она хочет этого.