Когда Карташа, облаченного в неприметный костюмчик местногостража порядка, уже вывели на место перед самой трибуной, «полковник» похлопалего по плечу и участливо сунул ему в карман пистолетик. Алексей понимающеусмехнулся: последний штрих к портрету убийцы, последняя, но решающая улика.Наверняка это была лишь бутафория, пистолет не должен был выстрелить ни прикаких условиях – что бы хитрожопый «полковник» не думал об истинных намеренияхзагадочного русского, рисковать жизнью Сердара он права не имел. Поэтому либобоек спилили, либо патроны подменили, либо еще что, но боеспособность сегооружия, голову можно дать на отсечение, равна нулю… И на том спасибо, конечно,но кто из рядовых телашей станет разбираться в подобных тонкостях, когдапоступит команда «взять»?

И сбросить бесполезную дуру не было никакой возможности.Только засвети ее и – вот оно, покушение, хватай-держи. К тому же Карташ незнал, поставил ли «товарищ полковник» своих подчиненных, что подпирали сейчасКарташа плечами, в известность насчет хитрых замыслов с липовым заговором иличто-то наплел. Наплести он мог что угодно – например, про то, что этогорусского субчика к нам отрядили распоряжением сверху, распоряжением, скажем,тех «человечков», которых собирался впутать в фиктивный заговор. В таком случае«полковник» настрого приказал своим орлам: дескать, присматривайте за ним вовсе свои узкие глазенки, у меня есть подозрения на преступный умысел, а у васесть все шансы отличиться.

Когда же Карташа «поймают», то пистолетик со спиленнымбойком, ясное дело, подменят на настоящий. И если Карташа все-таки оставят вживых, то потом, конечно, выбьют из него чистосердечное признание, раскаяние иперечисление всех грехов вместе с именами сообщников. Как выбивали признания увсяких там Бухариных с Зиновьевыми в том, что они шпионили на английскую,японскую, эстонскую и австралийскую разведки. Увы, Алексей прекрасно осознавал,что выдержать все методы воздействия он не сможет. Да и кто сможет?!

Конечно, выставлятьКарташа на площадь было вовсенеобязательно. Однако, во-первых, «полковник» не мог сбрасывать со счетов иследующее: существует один шанс из тысячи, что задержанный его не разводил, аговорил чистую правду о себе и о покушении, во-вторых же, есть разница –задержать преступника на глазах у президента или просто сообщить ему об удачнопроведенной операции. Думается, президент не очень-то и доверяет подобным ничемне подтвержденным докладам.

Вот такие расклады, господа, вот в такую задницу угораздиловлететь, так вашу разэтак! И теперь стой, крути башкой и надейся, чтопрезидента все-таки станут убивать по-настоящему. Но пока что… пока чтопочему-то не убивают… Эхе-хе, и где же ты, дружище Дангатар с дружищемГриневским? Где вас джинны носят? Стой тут не просто один, а как в томанекдоте: «Одын, савсэм одын»…

После того, как президент закончил, национальная музыка изрепродукторов, во время исторической речи Туркменбаши звучащая приглушенно,грянула над площадью на всю катушку. Радостным маршем двинулись демонстранты.Над головами взлетели флажки и воздушные шарики.

Карташ всегда подозревал, что скорость, с которой гонятколонны перед трибунами, высчитана специалистами с точностью до тысячных долей.Так, чтобы люди двигались в несколько убыстренном, непривычном ритме, но и небежали, раздражая глаз руководителей и усложняя работу следящемуглазу. Иглавное – чтобы любое неправильное движение выламывалосьиз общего ритма, астало быть, сразу бросалось в глаза. И службы, задающие скорость этому шествию,кошке ясно, использовали все секретные наработки некогда общей спецслужбы.

Впервые оказавшись в роли секьюрити, пусть и вынужденно,Карташ вдруг понял, что контролировать большое скопление людей вполне возможнои здесь, невзирая на пестрые одежды, яркие краски и громкую музыку. Толпа – какрека, широка и полноводна. Но – однородна по сути своей, как толпа зэков. Илюбая инородность сразу привлекает внимание. С зэками, конечно, проще, там –быстро, быстро, головы опустить, твою мать, разговоры отставить! И если в толпевдруг возникает какая-то неправильность, какой-нибудь водоворотик в ровномтечении реки, посторонний звук в монотонном «шурх-шурх-шурх» сотен ног –значит, что-то идет не так, жди сюрпризов от серой безликой массы заключенных… Нои этап, и демонстрация чем-то схожи, пусть последняя и отличается пестротойодежд, яркими красками, оглушительной музыкой…

Здесь пока ничто внимания не привлекало. Да, собственно, иколонны демонстрантов еще не вышли к трибунам, еще только огибали площадь,распределяясь по потокам.

И тут возле трибун объявились новые лица. Видимо, по случаюпрохождения колонн укрепляли рубеж обороны. Карташ бросил взгляд в сторонуприближающейся группы… И оторопел.

Среди этих людей был Дангатар. Собственной персоной. Их взглядывстретились… Лицо фронтового друга Гриневского на мгновение дрогнуло, но он тутже отвел глаза, придав лицу безучастное выражение. Карташ поступил в точноститак же. Неизвестно, какие мысли и соображения появились у Дангатара по поводуувиденного, но обнаруживать их знакомство он счел нецелесообразным – значит такнадо.

«Ну да, ну да, воры говорили, что есть у них человек в КНБ.Выходит, надавили на него, заставили соорудить Дангатару удостоверение ивнедрить его. И, может быть, не его одного. А то, что Дангатар появился именноздесь, на этом участке – не означает ли сие, что ему стало известно оготовящемся покушении нечто вполне конкретное и удара следует ждать именно наэтом направлении? Оченно может быть…»

Колонны демонстрантов наконец добрались до трибун. Наиболеелюбопытна была крайняя, ближайшая к трибунам колонна. Во-первых, она являласьсамой, так сказать, худосочной, во-вторых, даже колонной-то по сути неявлялась. С интервалом шагов в сто друг от друга двигались несколько неособливо людных групп, и скорость их шествования заметно уступала скоростидругих колонн. Весьма неторопливо они шли.

Вот с трибуной поравнялась первая такая группа. Впередивыступал высокий, спортивный юноша с табличкой в руках; за ним след в следсеменил старик в простеньком черном костюме, но с таким количеством орденов имедалей, что издалека они напоминали кольчугу. И даже издалека было видно, какволнуется дед – лицо его блестело от пота, казалось, он целью своей жизнипоставил не сбиться с шага, не ударить в грязь лицом перед СолнцеликимТуркменбаши. В руках он судорожно сжимал поднос с водруженной на нем некоейсверкающей металлической хреновиной. Что это за хреновина, понять былорешительно невозможно, а вот на табличке в грабках высокого парня было написанопо-русски и по-туркменски: «Ахалский велаят» – ага, понятно, сие есть славныепредставители велаята, где, собственно, и расположен город Ашхабад. По бокам отпарня держались две девчушки в красных шароварах и узорчатых блузках, слаженноразмахивающие цветными лентами. Карташу вспомнился завораживающий танец крыльевхалата с бритвами, который носил уважаемый старец Ханджар, и он невольно изготовился– вотоно!.. И тут же заставил взять себя в руки. Нет. Не может быть. Слишком далекодля точечного удара, а промах для заговорщиков смерти подобен. Да и слишком ужпопахивает это гонконговскими боевиками – очаровательные девушки-убийцы слентами-ножами собираются нарезать президента ломтями перед взорами тысячгорожан… Бред. Карташ едва удержался от того, чтобы вытереть пот со лба: еще неизвестно, как воспримут его невинный жест коллеги-охраннички. За парнем сплакатом, старцем с подносом и девчушками с лентами бежала стайка наряженных внациональные одежды девочек и мальчиков. Дети остановились точно напротив трибуныи принялись танцевать народные танцы. Руководители созерцали детское творчествос улыбками умиления.