– Простудились? – не преминула поинтересоваться Александра.

– Не надейтесь, – передразнил ее Онуфриенко и с важным видом показал на парфюмерную лавку. – Жить будем здесь!

– Здесь?

– Ага, здесь, – Онуфриенко забарабанил в железные ворота рядом с входной дверью.

– Это гостиница, – на всякий случай поинтересовалась она, – или частные апартаменты?

– А что вам не нравится?

Александра не нашлась что ответить, потому что внутренний антагонизм между возможностью ночевать рядом с парфюмерией и невозможностью продемонстрировать припасенный гардероб еще не был улажен.

– Это такое, я вам скажу, место! – воскликнул Онуфриенко. – Здесь такие люди бывали! У-у-у, – восторженно-уважительно протянул он.

– Духи, пудру, одеколон покупали? – не удержалась она.

– Ну да, ну да, – Онуфриенко недовольно поморщился. – Знаменитые! Великие эзотерики! Сын Кейси, например, знаете такого?

Александра кивнула, хотя сына Кейси не знала и решила впредь быть поаккуратнее с репликами.

Онуфриенко снова постучал в ворота.

– Значится, актеры всякие, – продолжил он. – Ширли Маклейн, к примеру. Писатели известные. Место такое, так сказать, интернациональное, со всего мира люди едут.

– Они что, прямо-таки специально едут жить в парфюмерной лавке? – снова не удержалась Александра, но успокоила себя тем, что еще в машине начала играть роль блондинки, которой прощается все.

Онуфриенко хмыкнул и отошел на дорогу. Задрал голову вверх, видимо, пытаясь по свету в окнах обнаружить признаки жизни в доме.

– Сейчас откроют, – уверенно пообещал он.

И действительно, ворота наконец отворились, и перед ними предстал высокий темноволосый мужчина с радостной улыбкой на лице, не американской, дежурной, а гостеприимной, египетской, отражающей неимоверное счастье от встречи именно с вами, а не с кем-то другим, и с распростертыми объятиями ринулся к гостю.

– О-о-о! – Онуфриенко попытался броситься ему на шею, но в результате разницы в росте, приплюсованной к высоте тротуара, на котором стоял египтянин, обхватил того за талию.

– О-о-о! – Хозяин, подняв полные счастья глаза к ночному небу, нежно поглаживал бритую голову гостя.

В памяти Александры всплыла картина «Возвращение блудного сына», хотя сын на картине, помнится, стоял на коленях. Когда улеглись первые бурные восторги, вспомнили о скромно стоящей поодаль гостье.

– О-о-о! – протянул к ней обе руки хозяин, однако Александра, памятуя о том, что в сюжете картины персонаж блудной дочери отсутствовал, в связи с чем египтянин никак не может быть ее отцом, на всякий случай немного отстранилась и растянула губы в московской улыбке. Сдержанной и недоверчивой.

– Это Гуда, – представил египтянина Онуфриенко, с лица которого не сходила радостная улыбка. – Очень гостеприимный человек.

Египтянин согласно закивал, приложив руки к груди. Из ворот дома выскочили какие-то люди в галабеях, подхватили багаж и потащили вверх по узкой лестнице, начинавшейся в дальнем углу помещения.

Александра последовала за мужчинами, прислушиваясь, как Онуфриенко на арабском что-то оживленно рассказывает хозяину дома.

– Я ему сказал, что вы у нас пугливая, как лань, – весело пояснил он, повернувшись через плечо. – А то вы так спрятались мне за спину, будто Гуда крокодил какой-то, – укоризненно сказал он, стараясь не отставать от перешагивающего через ступени египтянина.

Тот, немедленно отреагировав на понятное слово «крокодил», что-то оживленно сказал по-арабски.

– Он что, обиделся, как вы его назвали? – пропыхтела Александра, считая шпильками бесконечные ступени. Вроде уже третий этаж.

– Нет, он говорит, что в Ниле крокодилов уже давно нет. Перевелись.

На пятом, а может, даже на шестом этаже, важно, что выше идти было некуда, Гуда толкнул дверь, и они оказались в просторном зале с огромными окнами, занавешенными ночным небом.

Гуда проговорил что-то по-арабски и указал рукой на одну из нескольких дверей, выходивших в зал.

– Ночевать будем здесь, – пояснил Онуфриенко.

Хозяин, продолжая говорить, ткнул пальцем в холодильник, а затем протянул руку по направлению к двери, за которой слышалось журчание воды.

Онуфриенко весело закивал.

– Можете не переводить, – сказала Александра. – В холодильнике еда и питьевая вода, а там за дверью туалет.

Гуда слегка поклонился и, еще раз показав на холодильник рукой, исчез за дверью на лестницу.

– Та-ак… – протянула Александра, опускаясь в одно из многочисленных кресел, накрытых белыми чехлами, и закидывая ногу на ногу. – Ну и кто этот Гуда?

– О-о-о! – воскликнул Онуфриенко. – Отец этого господина – легендарная в Египте личность. Он обладал редким даром ясновидения и не раз помогал археологам в раскопках. А однажды ему было видение… – Онуфриенко прикрыл ладонью рот и нос и негромко чихнул, но Александра на этот раз промолчала, – сказал: копайте, мол, здесь, около пирамиды, и…

– Что-то выкопали? – поинтересовалась она у Онуфриенко, который задумчиво уставился на холодильник.

– А-а… Ну да, выкопали… – Он приоткрыл дверцу холодильника. – Еда здесь только чужая, других гостей, – предупредил он, – а вода общая. Выкопали, значится… – задумчиво посмотрел на спутницу, будто решая какую-то сложную задачу, – выкопали погребальную ладью, которая сейчас стоит рядом с Великой пирамидой. И в благодарность правительство Египта выделило ему землю на строительство этого дома, который по наследству перешел к сыну. Ну что, пойдем устраиваться? Этот зал, так сказать, помещение общее, значится, где медитации коллективные устраивают, конференции всякие. Вчера вот, Гуда сказал, американцы уехали, а вот тут, рядом, – указал на дверь, – итальянская писательница уже месяц живет, книгу пишет. Так что пойдем в наши, так сказать, апартаменты, а то поздно уже, – он толкнул одну из дверей. – Не бойтесь, входите. Комната небольшая, но кроватей две…

– Вы хотите сказать, что мы будем ночевать в одной комнате? – изумленно воскликнула Александра, вспомнив угрожающую надпись на майке Онуфриенко, и осторожно перешагнула порог. – А разве еще одной комнаты у Гуды нет? Я заплачу. Деньги у меня есть.

– Все комнаты заняты. Я уже узнавал. Их заранее заказывают. Да вы не переживайте. Я спокойно сплю. Не храплю. Приставать не буду. А дом Гуды – наш перевалочный пункт. Нельзя же все время в Каире сидеть.

– И долго мы здесь будем… переваливаться?

– Здесь пробудем несколько дней. Если не понравится, завтра к себе вернетесь. В «воронью слободку», – обнаружил он знание ситуации в представительстве.

Мысль о возвращении показалась Александре преждевременной.

– Вы в зале пока