Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джон Моррис руководил оперативной группой агентов ФБР, собранных со всей страны и отправленных разобраться со всем этим безобразием. К осени 1984 года Митрионе дал признательные показания в том, что он получил 850 тысяч долларов в виде взятки от наркоторговцев. Он был признан виновным в федеральном суде и приговорен к десятилетнему тюремному сроку. Федеральный судья, зачитывая приговор, был заметно взволнован приговором агенту с такой образцовой карьерой. «Богиня правосудия может носить повязку на глазах, но сегодня на ее щеке – слеза», – сказал судья со своего кресла.
Моррис вернулся домой, чтобы получить заслуженные похвалы от начальства за прекрасно проведенную работу. Но этот опыт оказался, помимо всего прочего, еще и жутковатым. Ведь он отправился во Флориду всего через несколько недель после того, как получил ящик вина и тысячу долларов от Балджера. Моррис понимал, что грязные деньги, которые он присвоил, – мелочь, ничто по сравнению со впечатляющими 850 тысячами долларов у Митрионе. Но только представьте себе, как неприятно удивилось бы руководство ФБР, узнай, что посылает одного коррумпированного агента проводить расследование относительно другого коррумпированного агента. Были и другие секреты, в том числе следовало утаить от Ребекки его любовную интрижку с секретаршей Дебби.
Супруги уже мирно сидели на кухне пригородного дома, когда около семи вечера в дверь позвонили. Пожаловали высокие гости. Ребекка надулась. Джон оглядел кухню, убедился, что ужин почти готов, и направился к входной двери. «Я полагал, что мой дом был совершенно безопасным местом, – объяснял Моррис, почему принимал бандитов в своем доме. – Я даже не думал, что они могут представлять реальную угрозу для моей семьи. Позже у меня появилось беспокойство о том, что они знают, где я живу, но в то время я совсем не волновался о безопасности жены и детей». Было приятно снова увидеться с Коннолли, Балджером и Флемми. Он уже прослышал в офисе, что сотрудники были не вполне довольны Джимом Рингом.
Моррис распахнул входную дверь, сердечно поздоровался с гостями. Пожали друг другу руки. «Заходите, заходите, добро пожаловать». На этот раз информаторы привезли с собой не только вино, но и шампанское. Джон Моррис и Флемми отправились на кухню, чтобы поставить «шипучку» в ведерко со льдом. Ребекка мыла там руки. Как только Флемми появился на ее кухне, она выключила воду и резко вышла. Моррис пожал плечами. Он обратил свое внимание на гостей, немного натянуто улыбнувшись им и поинтересовавшись, как идут дела.
Коннолли, Балджер и Флемми были рады видеть Морриса, а он их. Особенно Коннолли – ему приходилось несладко с Джимом Рингом. Коннолли изо всех сил старался быть с ним на дружеской волне, устраивая разные неформальные встречи, на которых они могли бы получше узнать друг друга. «Джон Коннолли обычно подходил ко мне и говорил такую фразу: “Парни хотели бы встретиться с вами», – рассказывал впоследствии Ринг. Но тот успел хорошо изучить Коннолли и испытывал все большее беспокойство по поводу расслабленного поведения агента. А однажды он и вовсе потерял дар речи, когда в конце ужина в доме у миссис Флемми брат Уайти, Билли Балджер, вошел в гостиную и протянул ему несколько фотографий.
«Что, черт возьми, происходит?» – обрушился после этого Ринг на Коннолли, имея в виду многочисленные нарушения протокола – приятельскую атмосферу ужина с двумя криминальными боссами, присутствие матери информатора, появление одного из самых влиятельных политиков. Никто в комнате даже глазом не моргнул – будто собралась одна большая дружная семья. Коннолли не понял вопроса Ринга. Он просто разъяснил начальнику, что Билли Балджер живет в соседнем доме – чем и объяснялось его неожиданное появление.
Тревога Ринга только усилилась во время приватных посиделок с ведущим куратором информаторов бостонского офиса. Список жалоб начальника включал все основные правила ФБР, да и любой другой правоохранительной службы, по которым строилась работа с информаторами. «У меня была встреча с Джоном Коннолли в моем кабинете, – рассказывал Ринг, – и я сказал ему, что все, что я наблюдаю, – это контакты с мистером Флемми и мистером Балджером, проведенные с такими нарушениями, которых не допустил бы даже агент на первом году службы». Ринг был недоволен тем, что приятельская манера Коннолли переходила все допустимые границы, и вместо отношения к двум информаторам как к преступникам он обращался с ними так, будто они его коллеги по ФБР.
Ринг быстро заметил, что информация тут же передается в неправильном направлении – прямо Балджеру и Флемми. Коннолли, говорил Ринг, «слишком многое болтал. А ведь он мог бы задать свой вопрос несколько иначе. Можно ведь обойти острые углы, “похоронить” нужный вопрос среди пяти других… но что меня больше всего поразило – кажется, это была всего лишь вторая наша встреча, – так это сам Коннолли, повернувшийся ко мне и сказавший что-то вроде: “О, а расскажите-ка им о том-то и о том-то”».
Встречи в доме Коннолли в Южном Бостоне также представляли собой серьезную проблему. «Это было безумием», – отмечал Ринг. Он приказал Коннолли прекратить принимать Баджера и Флемми у себя дома. Коннолли отреагировал, словно шаловливый шутник-школьник, так и ищущий случая обмануть строгого, не склонного к юмору школьного наставника. Он разыскал другого агента, Джона Ньютона, и спросил у него, не может ли он перенести свои встречи с информаторами в его квартиру в Южном Бостоне. Ньютон, агент, с которым Коннолли был дружен со времени своего переезда в Бостон, был рад помочь ему. Он с готовностью распахнул двери своего дома для друга-коллеги, и когда они все собирались на неофициальные посиделки, Ньютон просто забирал двух своих собак и уходил с ними на прогулку. Учтивый Балджер даже стал приносить с собой специальное «собачье» печенье.
Коннолли позже доложил Рингу, что он подчинился приказу и прекратил проведение встреч у себя дома. Но до Ринга дошла информация, что Коннолли просто обманул его, переместившись чуть дальше по той же улице. «Непрофессионально, глупо,