Тэне фартук, который с трудом сходился на животе Мелины. — Надень этот.

— Спасибо. — Руки у нее были все мокрые и в пене, так что она улыбнулась и спросила: — А ты мне не поможешь?

Я кивнула, позволила ей просунуть голову между лямок и завязала большой бантик на спине. Тэна вернулась к посуде, а я начала вытирать первую тарелку.

— Ну, — заговорила Тэна, — так когда ты планируешь вернуться домой к папе?

Я подошла к шкафчику и убрала в него тарелку.

— Не знаю.

Я надеялась, что никогда, но Тэне об этом говорить не стала. Как и о том, что хочу, чтобы Мелина и Гил стали моими новыми родителями.

— Он правда очень по тебе скучает, Джасира, — поделилась Тэна.

Я молча отправилась за очередной тарелкой.

— А ты по нему скучаешь? — спросила Тэна.

— Нет.

— О…

— Извините.

— Нет-нет, я понимаю. Просто… Понимаешь, рано или поздно любой родитель может выйти из себя и стукнуть ребенка. У меня были чудесные родители, но и на них иногда находило. Скорее всего, и Мелина с Гилом так когда-нибудь поступят.

— Нет, — заявила я, изучая раковину. Я пыталась понять, сколько тарелок мне еще придется вытереть, прежде чем я смогу вернуться в гостиную.

— Зря я завела этот разговор, — вздохнула Тэна. — Конечно, я не могу говорить за Гила с Мелиной.

— Ничего, — сказала я и отнесла в шкаф следующую тарелку.

Хорошо бы она принялась за противни из-под пиццы. Тогда я смогла бы сразу уйти, а не торчать тут еще черт знает сколько.

Тэна вздохнула:

— А как твоя мама поживает?

— Хорошо, — буркнула я, хотя на самом деле ничего не слышала от мамы уже довольно давно, если не считать ее постоянных сообщений.

— Вот и замечательно, — сказала Тэна.

Я почувствовала себя виноватой — Тэна так старалась быть милой, а я себя так вела. Поэтому я подумала и добавила:

— А еще у мамы черный бойфренд.

— Серьезно?

Я кивнула.

— А чем он занимается?

Сначала я не могла вспомнить. Мне всегда казалось, что самое главное в нем — то, что он негр.

— Кажется, он работает психологом в той же школе, что и мама, — наконец вспомнила я.

— А, — кивнула Тэна, словно бы это все объясняло. Правда, я не очень понимала, что именно. Тэна поставила на край раковины стакан, на котором все еще виднелась мыльная пена, и я не знала, как мне поступить. Я не помнила, может ли повредить мыльная пена Дорри или нет. Какая-то часть меня совсем не хотела о ней заботиться, но вообще-то я понимала, что я должна это делать.

— Вы не ополоснете этот стакан еще разок? — спросила я, указывая ей на стакан.

— Конечно, — кивнула Тэна.

— Спасибо, — поблагодарила я, когда она вернула стакан обратно.

— Знаешь, — заговорила Тэна, — я не согласна с твоим отцом по поводу Томаса. Это неправильно. И он тоже это понимает, я уверена. Он просто беспокоится о твоем благополучии.

Я отнесла стакан в шкаф. Хорошо бы она перестала так яростно защищать папу. Мелина так никогда не делала. Она никогда не верила, что у папы есть хорошие стороны. Пусть даже это было неправдой, мне наплевать. Я вообще не хотела больше думать о разных сторонах папиного характера. Слишком устала.

Сразу после слов Тэны в кухню зашел Томас.

— Я вытру посуду, — сказал он. — Твой папа хочет, чтобы ты показала ему свою комнату.

— Зачем?

Томас пожал плечами:

— Он заявил, что имеет право знать, в каких условиях спит его дочь.

— Он заботится о тебе, Джасира, — встряла Тэна. — И хочет убедиться, что тебе тут удобно.

Тут я поняла, что уж лучше пойду показывать папе комнату, чем буду стоять и слушать Тэнины бредни. Я передала Томасу полотенце.

Как только я вошла в гостиную, папа вскочил с кресла и заявил:

— Я хотел бы осмотреть дом, если вы не против.

Я взглянула на Мелину, примостившуюся в своем обычном уголке на диване, потом на Гила.

— Конечно, — сказал он, привставая. — Я вам все покажу.

По-моему, папу взбесила мысль о том, что меня хотят охранять от него. Но мне было наплевать. Я знала, что он не посмеет меня ударить, так что дело было не в этом. Просто, если бы мы остались вдвоем, он бы мог наговорить мне всяких гадостей, например: какого черта я тут забыла или что, если я не вернусь немедленно домой, он меня зверски накажет. Не думаю, что я бы ему поверила, но все равно, проверять не хотелось. Мне не хотелось оставаться с ним наедине. Не хотелось выслушивать от него гадости. Не хотелось признавать, что я до сих пор его боюсь.

Сначала по лестнице поднялся Гил, за ним я, а потом папа. Поднявшись наверх, папа заявил:

— С деревянной лестницей такие громкие шаги получаются.

— Ну, это не так уж и страшно, — сказал Гил и указал на дверь справа от него: — Это наша спальня.

Папа заглянул туда и кивнул.

Пройдя чуть дальше по коридору, Гил объявил:

— А это ванная Джасиры.

Ни он, ни Мелина раньше так никогда не говорили, так что я задумалась: неужели у меня теперь целых две комнаты?

Мы остановились, и папа зажег свет и осмотрел все внутри.

— Очень мило, — заметил он.

Правда, голос у него звучал так, словно он вовсе так не думал. Выключив свет, он сказал:

— Я подумывал сделать двухэтажную ванную для нас с Джасирой, но потом мы решили, что это нерационально — слишком уж большая она была бы для нас.

— Разумеется, — отреагировал Гил.

— Так что сделали обычную.

— А вот и комната Джасиры, — сказал Гил, включая свет и заходя внутрь.

Мы с папой прошли за ним. Упершись руками в бедра, папа осматривал комнату. Кровать до сих пор была взбаламучена после нас с Томасом, но он, кажется, этого не заметил.

— А чья это куртка? — спросил он.

Я взглянула на куртку Томаса, наброшенную на спинку дивана. Хорошая синяя ветровка.

— Это не твоя куртка, — констатировал факт папа.

— Да, — признала я. — Это Томаса.

— Что?

— Я показывала ему свою комнату. Он, наверное, ее здесь забыл.

— Он что, сидел тут? — упорствовал папа. — Не понимаю, с чего ему забывать куртку, если только он тут не рассиживался.

Гил подошел и взял куртку в руки.

— Ну, нужно ему ее вернуть, — сказал он.

— Это не поможет мне понять, с чего она тут вообще оказалась.

— Джасира же объяснила вам, что показывала Томасу комнату, — попытался успокоить папу Гил.

— Но если он не оставался тут надолго, с чего ему забывать тут свою