Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отчет о встрече, который он отправил начальству, гласил: «Никто не будет делать за “несогласных” их работу! Сами должны разваливать систему. Пусть радуются, что в России цензуры нет».
Однако деньги на прикормку были выделены в большом объеме. А также проведено финансирование канала «Снег». В его функции входило создать команду из людей молодых успешных, желательно приятной внешности, которые будут давать трибуну для «несогласных». Им необходимо стать трендом современной России. Пусть будет, как в сказке про голого короля: «Если вы не видите, что в стране все плохо, значит, вы глупые и недалекие!» Пусть приглашают на передачи поодиночке видных деятелей, давят на них количеством, сшибают с мысли провокационными вопросами – чтобы пришедший опасался высказывать иную точку зрения, чем ту, которую они ему навяжут, боясь быть уличенным в наивности или непонимании ситуации.
Будет успех! Ведь каждый помнит из детства, что дети, не слушающиеся учителя и сбегающие с уроков, пользуются бо́льшим авторитетом, чем те, что хорошо учатся и примерно себя ведут.
Глава 29. Сладкая боль и непрощенная обида
У Петра не выходило из головы письмо молодого человека – Павла, который считал себя его потомком. Государь и сам не мог себе признаться – хотел он, чтобы это было правдой, или нет. В его бы время узнать о наследнике, а сейчас это было ни к чему! Петр, любящий ясность во всем, решил встретиться с Павлом и все для себя решить. Однако прежде он поехал к дому той, о ком запрещал себе думать и на том и на этом свете. Ведь именно там и случилось то, после чего кто-то может называть себя его потомком.
Приказав Толику ехать в бывшую Немецкую слободу, Петр долго сидел в машине. Иван Данилович и Егор, увязавшиеся за патроном и догнавшие на служебной машине, попросили водителя припарковаться неподалеку. Они опасались, что Петр уйдет и они потеряют его из виду, но увидев, что он все еще сидит в машине, терпеливо ждали.
– Может, он передумал? – не выдержал наконец Егор.
– Здесь другое, – ответил Иван Данилович. – У тебя деньги есть?
– Ну есть… – нащупал кошелек Егор.
– Видишь, магазин, – показал Иван Данилович через дорогу, – сбегай, купи водки. Ему, – кивнул он в сторону машины с Петром, – не мне же! Здесь ему, видимо, все об Анне Монс напоминает. Вот сидит и думает, открывать ему эту дверь или нет?
– Какую дверь? Машины? Толик может открыть.
Иван Данилович покрутил головой, удивляясь толстокожести Егора, и вздохнул.
– Видно, крепко она его присушила!
– А, вы об Анне? А портрет ее остался? Хоть посмотреть…
– Нет. Портретов нет, беги давай и огурцов, что ли, соленых купи.
Егор быстро обернулся. Иван Данилович ждал его на улице. Он взял из рук Егора бутылку и банку с огурцами и подойдя к машине, постучал в окно со стороны водителя. Толик опустил стекло.
– Петр Алексеевич, я тут подумал… – Показал Иван Данилович водку и закуску.
– Умник! – проворчал Толик. – Я все в машине вожу. Возьми в багажнике, там и рюмки, и закусить чем. Да, Петр Алексеевич?
– Тащи уж! – безучастно ответил тот.
Через некоторое время он сказал:
– Готов ныне. Ждите здесь. – И вышел из машины.
Иван Данилович хотел было пойти за ним, но Петр его остановил.
– Один быть хочу.
– Куда это он? – высунулся из машины Толик, посмотрев вслед Петру.
– К дому Анны Монс пошел, – догадался Иван Данилович.
– А что сейчас на месте дома Монс? – спросил подошедший Егор.
– Вот и посмотрим, – ответил Иван Данилович. – Один-то он один пойдет, а мы за ним поодаль.
Так и решили. Подождав, пока Петр отойдет подальше, незаметно проследовали за ним.
– Старокирочная улица, – прочитал Егор, – чудно́е название. – Может, кирпичная? Или от слова кирка-лопата…
– Сам ты, лопата! – отбрил его Иван Данилович. – От слова кирха, «церковь» по-немецки. Если есть старая кирха, то была и новая. И обе построены в честь Петра и Павла. На месте новой – рынок Немецкий был. Помнишь, что обвалился и придавил кого-то.
– Да помню я, – отмахнулся Егор, – передавали в новостях. Только почему новая? Улица же Старокирочная…
– А ты думал, в то время не путали? Вот так и было. В Новокирочной – старая Кирха стояла, а на Старокирочной – новая. Между ними ее дом.
Они негромко переговаривались, боясь, что Петр их заметит.
– Смотрите, остановился, – дал сигнал притормозить Егор, – осматривается, не узнаёт.
– Где уж тут узнать! – проворчал Иван Данилович. – В его время здесь такая красота была! Частица Европы в Москве! Не поселил бы он лучшего друга и любовницу в дурном месте!
– Сейчас бы уж точно не поселил! – согласился Егор.
А Петр тем временем шел, погруженный в воспоминания.
Подъезд к дому Анхен был с двух сторон – с Большой Проезжей и Старокирочной. О двух этажах, нарядно убранный белыми лепными наличниками – кокошниками, парадное крыльцо, мощеный камнем хозяйский двор, чтоб не месить грязь, ухоженный сад, где Анхен проводила много времени. От двора, где скотина находились в теплых стойлах, вела канава прямо на огород. Птичник был высоким – для кур, и низким – для другой птицы, просторная конюшня, каретный сарай. Свиньи не терлись боками о дом, как бывало во всех московских дворах, и не лежали посреди грязной кучи, а рыли землю в пустой части огорода, что нужно было унавозить.
Анна была хорошая хозяйка. Умение вести денежные дела она унаследовала от отца. Петр часто искоса наблюдал за тем, как она, дав приказание слугам, добивалась точного исполнения и заставляла переделывать, невзирая на ропот с их стороны. Поэтому и дом, и сад, и все хозяйственные службы были убраны, аккуратны, везде наблюдались порядок и чистота. Ничего не выбрасывалось, все шло в дело.
– Хозяюшка моя! – целовал ее Петр, все более подумывая о том, чтобы жениться. Уезжая с великим посольством, оставляя ее, наказывал, чтобы писала чаще и дома сидела.
Петр споткнулся и это вернуло его к действительности. Он огляделся по сторонам. Здесь, по его расчетам, должен был начинаться сад, принадлежавший Анхен. Вместо него на пути встала недостроенная громада завода. Петр с раздражением взглянул на зиявшие пустыми окнами стены.
– Велика фигура, да дура! Торчишь на пути, солнце застишь, а видать, давно на тебя рукой махнули!
Он попытался обойти недостроенные корпуса. Слева опять мешал забор, и справа, и со стороны Большой Проезжей. Убедившись, что никак не подойти к