в жизни. Особенно затруднительно это сделать в такие времена, как наши, когда освященная временем политическая машина устаревает из-за быстрых технологических перемен, а превосходный принцип организованной и сбалансированной разъединенности требует нового воплощения – в новых, более подходящих институциях.

Актон, эрудированный католический историк, придерживался того мнения, что все великие – плохие люди; Руми, персидский поэт и мистик, считал, что жаждать единения с Богом и в то же время сидеть на троне столь же бессмысленно, как искать верблюдов на крыше дворца. Несколько более оптимистично высказывался по этому поводу святой Франциск Сальский, взгляды которого донес до нас его друг, молодой епископ Белле.

– Моn Père[414], – сказал я однажды, – могут ли люди на высоких должностях взращивать в себе добродетель послушания?

Франциск Сальский ответил: «Для этого у них гораздо больше возможностей, чем у подчиненных».

Заметив, что я не понял его ответа, он продолжал: «Те, кто обязан слушаться, как правило, слушаются только своего начальника… Но те, кто сами есть начальники, располагают обилием возможностей для послушания, даже тогда, когда они повелевают; ибо, если помнят, что это Бог возвысил их над другими людьми и дал им ту власть, которую они имеют, то они применяют власть в соответствии с Божьими заветами и оттого, даже распоряжаясь, подчиняются. Вдобавок нет такой должности, где не было бы духовного наставника в вопросах сознания и души. А еще есть высший уровень послушания, на который могут подняться все начальники и наставники; о нем говорит святой Павел: «Ибо, будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести»[415]. Именно посредством этого вселенского послушания всем людям мы становимся «для всех всем»[416]; служа всем, во имя Господа Нашего, мы всех считаем своими повелителями».

В соответствии с этим правилом мне часто доводилось наблюдать, что Франциск Сальский относился ко всем приходившим к нему людям, даже самым незначительным, так, словно это он был у них в подчинении; он никого не отталкивал, никому не отказывал в беседе, говорил и слушал, никогда не проявлял ни малейшего признака усталости, нетерпения или раздражения, каким бы назойливым или незваным не оказывался посетитель. Тем, кто спрашивал, почему он столь щедро тратит свое время, он неизменно отвечал: «На все воля Божья; Он от меня того требует; могу ли я просить большего? Когда я занимаюсь всем этим, от меня не ждут ничего другого. Милость Божья должна осенять все наши деяния, а остальное лишь суета.

Жан-Пьер Камю

Итак, мы видим, что и великий человек может быть хорошим – настолько даже, что он оказывается способен овладеть знанием, объединяющим с божественной Основой; правда, употребляя власть, он должен выполнять два условия. Во-первых, он должен отказаться от всех личных преимуществ, которые обеспечивает власть, должен упражняться в терпении и сосредоточенности, без которых не может быть любви ни к Богу, ни к человеку. Во-вторых, он должен понять, что обретенная волей случая власть не снабжает духовным авторитетом; таковым обладают лишь те провидцы, живые или мертвые, которые достигли прямого проникновения в Природу Вещей. Общество, глава которого обезумел настолько, что вообразил себя пророком, обречено на гибель. Жизнеспособным обществом будет то, в котором достойные прозревать указывают необходимые цели, а облеченные властью уважают авторитет провидцев и прислушиваются к их советам. По крайней мере, в теории это хорошо понимали в Индии и до начала эпохи Реформации в Европе, ибо там «не было такой должности, где не было бы духовного наставника в вопросах сознания и души». К сожалению, церковь позднее попыталась найти золотую середину – соединить духовный авторитет с бренной властью, осуществляемой либо непосредственно на троне, либо в его тени. Но духовным авторитетом могут обладать только люди совершенно бескорыстные, чьи намерения остаются вне всяких подозрений. Церковная организация могла называть себя Мистическим Телом Христа; но если ее прелаты суть рабовладельцы и фактические правители государств, как бывало в прошлом, или если церковная организация является крупным капиталистом, как происходит сейчас, то никакие титулы, сколь бы почетными они ни были, не могут скрыть того факта, что, высказывая какое-либо суждение, эта организация выступает заинтересованной стороной, преследующей определенную политическую или экономическую цель. Да, в вопросах, не связанных напрямую с бренной властью организации, отдельные клирики могут быть (и, собственно, являются) вполне бескорыстными людьми; соответственно, они обладают подлинным духовным авторитетом. Святой Филипп Нери – хороший тому пример. Не обладая никакой бренной властью, он оказывал сильное влияние на Европу шестнадцатого столетия. Без него попытки Тридентского собора реформировать римско-католическую церковь[417] изнутри вряд ли увенчались бы серьезным успехом.

Сколько великих людей на самом деле выполнило или готово выполнить условия, которые делают власть безвредной как для правителя, так и для подданных? Очень и очень немногие. Не принимая в расчет святых, можно сказать, что проблема власти оказалась неразрешимой. Но, поскольку истинное самоуправление возможно только в очень малых группах, сообщества национального и сверхнационального масштаба всегда будут управляться олигархическими меньшинствами, члены которых достигли высот благодаря своей жажде власти. Это означает, что проблема власти будет существовать вечно; ее не разрешить в целом – не считая людей наподобие Франциска Сальского, – и она, следовательно, и впредь будет доставлять неприятности. А это, в свою очередь, означает, что нельзя надеяться, будто крупные сообщества будущего окажутся лучше крупных сообществ прошлого в краткий период их расцвета.

Глава 7

Истина

Поэтому молчи и не болтай о Боге. Ибо когда ты болтаешь о Нем, то ты лжешь, творишь грех[418].

Майстер Экхарт

В религиозной литературе слово «истина» употребляется очень широко – и в трех, по крайней мере, определенных и очень разных значениях. Так, иногда оно трактуется как синоним слова «факт»: например, когда утверждается, что Бог есть Истина, то есть когда Всевышнего уподобляют первичной Действительности. Но уже другой смысл это слово имеет во фразе «поклоняться Отцу в духе и в истине»[419]. Здесь, без сомнения, «истина» подразумевает непосредственное восприятие духовного Факта, противоположное вторичному знанию о Реальности, сформулированному в предложениях и принимаемому либо потому, что это восприятие подтверждает некий авторитет, либо оно считается убедительно доказанным вследствие неких догматических посылок. Наконец это слово обладает и расхожим значением, с которым мы сталкиваемся во фразах: «Сказанное является истиной», то есть когда мы имеем в виду, что словесные символы, из которых составлено это заявление, соответствуют фактам, в нем сообщаемым. Когда Экхарт пишет, что, «болтая» о Боге, мы лжем, он вовсе не утверждает, будто все теологические заявления расходятся с истиной. При