кажется, что эти вещи недостаточно интересны или не приносят удовольствия? После смерти и долгой разлуки длиною в жизнь, неужто тебе не хочется хотя бы разочек приятно поболтать об этом?

Не сдержавшись, Мо Жань затряс головой. В эту минуту выражение его лица было еще хуже, чем у Чу Ваньнина, хотя он чувствовал те же гнев, беспомощность, стыд и отчаяние:

— Не надо говорить об этом!

— О, ты в самом деле думаешь, что стоит тебе пожелать, и этот достопочтенный так прям сразу возьмет и заткнется? А это и правда весьма занятно. Наш в высшей степени человеколюбивый, талантливый и добропорядочный образцовый наставник Мо в данный момент, похоже… — словно на миг задумавшись, Тасянь-Цзюнь сделал многозначительную паузу, чтобы затем безжалостно выплюнуть, — очень напуган?!

Мо Жань не мог больше терпеть и ждать. При виде того, как Тасянь-Цзюнь крепко сжимает Чу Ваньнина в своих удушающих объятиях, он почувствовал, что в его сердце поднимается буря. Он и сам не знал, что нужно сделать, в этот момент желая лишь заткнуть пасть стоявшему перед ним демону, чтобы все это отвратительное и безобразное прошлое было навек запечатано в гробу и похоронено глубоко в земле.

В яркой вспышке явив себя миру, Цзяньгуй неожиданно атаковал Тасянь-Цзюня. С треском рассыпая алые искры, пламенеющая лоза сияла ярче и яростнее, чем когда-либо прежде.

Уклонившись от атаки плети, Тасянь-Цзюнь слегка переменился в лице:

— Тяньвэнь?..

Конечно, нет. Еще не договорив, он уже и сам понял, каким будет ответ. Эта сияющая алым ивовая лоза точно не была Тяньвэнь.

— Однако… твое новое непревзойденное божественное оружие весьма интересно, — за пару мгновений на лице Тасянь-Цзюня отразилась целая гамма противоречивых эмоций. Некоторое время он внимательно изучал плеть из ивовой лозы, а когда вновь поднял взгляд на Мо Жаня, выражение его глаз стало еще холоднее.

— Раз уж так вышло… — сказав это, он плавно взмыл в воздух и, приземлившись около стоявших позади него подчиненных, передал одному из них обездвиженного Чу Ваньнина, после чего поднял руку, призывая Бугуй, — давай, сразись с этим достопочтенным. Этому достопочтенному очень любопытно, он сильней, когда держит Бугуй, или все-таки с плетью в руке.

С этими словами Тасянь-Цзюнь медленно провел рукой по лезвию меча. Когда вливаемая в него духовная сила достигла пика, Бугуй вспыхнул изумрудным светом.

В то же время образцовый наставник Мо пропустил между пальцами ивовую лозу, наполняя ее своей духовной энергией. Переполненный до краев Цзяньгуй ярко заполыхал неукротимым алым пламенем.

— Огненная сущность? — Тасянь-Цзюнь усмехнулся. — Хотя я являюсь носителем древесной и огненной сущности, точно помню, что всегда предпочитал черпать от дерева, а не от огня. Почему ты изменил своей природе?

Мо Жань не спешил отвечать на вопрос. Выражение его лица было холодным и собранным, губы плотно сжаты, но если присмотреться, в глубине его глаз можно было разглядеть беспросветную тоску и отчаяние.

Это были глаза человека, что, покачнувшись, застыл на краю пропасти за секунду до того, как сорваться вниз.

Звон металла!

Две практически одинаковые мужские фигуры взмыли в воздух, чтобы сойтись в ожесточенном бою не на жизнь, а на смерть.

Цзяньгуй и Бугуй беззвучно взревели, схлестнулись вырвавшиеся на волю мощные духовные потоки. Казалось, водяной дракон столкнулся с гигантским китом, и борьба этих двух монстров породила огромную воздушную волну. В одно мгновение поднятые шквальным ветром осколки камней брызнули во все стороны. Этот бурный поток был настолько мощным, что смог всколыхнуть даже лаву Кровавого Пруда. Поднявшись на несколько метров, расплавленная магма выплеснулась на разбитые плиты пола Зала Духа Дракона.

Толпящиеся неподалеку заклинатели поспешно использовали духовную энергию, чтобы защитить свои ноги от стремительно подступающей лавы.

Силы Тасянь-Цзюня и образцового наставника Мо оказались практически равны. Лезвие пело песнь смерти, быстрее ветра танцевала лоза. Черная тень сошлась с такой же черной, налившиеся кровью глаза свирепо вглядывались в отчаявшиеся. Каждое движение на пике сил, каждый удар — взрыв огня и разрядов молний!

Под пронзительные боевые вопли божественных оружий двое сражавшихся одновременно оттолкнулись от земли и поднялись в воздух. Когда плеть из лозы и модао снова сошлись в бою, брызги духовного пламени выхватили из тьмы два бледных лица.

…Один, что умер и воскрес.

…Один, чья жизнь не лучше смерти.

Когда стало ясно, что по мощи они не уступают друг другу, в зрачках Тасянь-Цзюня, казалось, поднялся снежный вихрь, и он зло крикнул:

— Бугуй, закали дух!

Стиснув зубы, образцовый наставник Мо тихо процедил:

— Цзяньгуй, закали дух.

В одно мгновение их собственная духовная энергия ворвалась в божественные оружия, отчего они вспыхнули еще ярче. Пылающий алый и темно-изумрудный сцепились в отчаянной схватке, готовые любой ценой уничтожить друг друга... В итоге с ясно различимым звонким «бам» Бугуй пронзил плечо Мо Жаня, а Цзяньгуй прошил левую руку Тасянь-Цзюня.

Оба приглушенно охнули и, тяжело дыша, упали на землю. Совершенно не чувствуя боли от полученных ран, каждый из них внимательно следил за противником. Сейчас они, словно запертые в одной клетке хищники, сражались за право на жизнь. Один из них должен был умереть, чтобы другой мог выжить.

Взгляд Тасянь-Цзюня стал темнее ночи:

— Все твои уловки и то, как ты управляешься с этой плетью, — слишком похоже на него.

Естественно, упоминая про «него», он имел в виду Чу Ваньнина.

Образцовый наставник Мо больше не собирался вестись на провокации Тасянь-Цзюня. Смерив его убийственным взглядом, он сказал:

— Почему бы тебе не свалить отсюда по-быстрому?!

— Предлагаешь этому достопочтенному свалить? — Тасянь-Цзюнь криво ухмыльнулся. — Мо Вэйюй, ты забыл, кто ты такой? Неужели так долго носил овечью шкуру, что совсем запамятовал о том, что у самого овечья кровь на губах не обсохла?

Раньше, чем последнее слово слетело с его губ, они вновь взмыли в воздух и сошлись в яростной схватке не на жизнь, а на смерть. Тасянь-Цзюнь стремительно поддел сапогом кипящую лаву, и раскаленные капли брызнули во все стороны. Но разве могли его уловки обмануть Мо Жаня? Сейчас он словно смотрелся в собственное перевернутое отражение, поэтому, прежде чем выпад Тасянь-Цзюня достиг своей цели, он с легкостью увернулся и отступил на шесть метров назад, так что жадно взметнувшееся бушующее пламя бессильно опало у его ног.

Они атаковали и отступали, стараясь двигаться так, чтобы противник не смог предугадать следующего приема. В считанные минуты эти двое сделали больше ста выпадов, и ни один так и не смог