в трюме никак не проявился внешне, даже звук его донесся очень слабо. Впрочем, тротиловый эквивалент был невелик, и взрыв должен был произвести только пробоину в днище. Могли сдетонировать боеприпасы, но Слепой расположил свое устройство достаточно далеко от самых опасных ящиков и выбрал правильное направление ударной волны.

«Почему нельзя было еще на пристани подцепить взрывное устройство к днищу и завести часы? – где-то в закоулках сознания продолжала работать сиверовская мысль. – Видимо, Филиппыч опасался, что груз в открытом море могут перекинуть с одного борта на другой».

Берег был совсем близко – в нескольких морских милях. Слепой молчал, понимая, что скоро останется один, и память примется раз за разом воссоздавать картину последних минут на борту катера.

* * *

Глеб счел своим долгом сообщить самым близким людям о случившемся. У Игоря Харитонова и Семена Ершова близких не обнаружилось, Сиверов заказал две отдельные поминальные службы и присутствовал на них единственным из «родни». Остальных было кому поминать.

…Первым он известил двоюродного брата Гоги. Тот, похоже, готовился к чему-то подобному. Не обрушился на Глеба с упреками и вовсе не потому, что продолжал бояться человека в темных очках. Страх никуда не исчез, просто на время отступил на второй план перед гораздо более сильным чувством скорби.

Глеб объяснил, что Гогино тело осталось на морском дне, но местонахождение судна известно и есть возможность поднять мертвецов наверх.

– Да-да, конечно, – закивал бизнесмен. – Я оплачу все работы. Надо и других поднять? Тоже поднимут.

…Следом Глеб заехал к Татьяне. Оказалось, и у нее возникло дурное предчувствие.

– Однажды давно нагадали, что не будет у меня личного счастья. С тех пор все в точности исполняется. Когда я почувствовала, что Денис готов со мной остаться, я сразу поняла – значит, с ним случится большая неприятность. Даже хотела его отправить от себя, но язык не поворачивался. Поклялась разругаться с ним, когда вернется.

– Уж вам-то себя корить незачем. Здесь другое совпадение.

Она принесла показать десяток больших, вставленных в рамки фотопортретов Дегтя. Вот он сидит в кровати в шелковой пижаме с подносом на коленях – на подносе чашка кофе, два свежих тоста с расплавленным сыром и красиво сложенная салфетка. Вот он выглядывает из окна и отбрасывает на ковер длинную тень, вот гасит сигарету в пепельнице – мокрые после душа волосы зачесаны со лба назад. Вот, развалившись в кресле, с умным видом листает журнал.

Прямо при Глебе Татьяна стала снимать со стен другие свои работы и вешать вместо них фотографии Дегтя.

…Труднее всего было посмотреть в глаза дочке Серьги, но эта встреча представлялась самой необходимой. По пути Глеб прикидывал, как поступить, и решил ничего не мудрить – отвезти девочку к матери. Какими бы ни были отношения Серьги и его бывшей жены, она сейчас для Иры единственный близкий человек, девочку нужно передать ей в руки.

Слепой не сообщил Ире, что отца больше нет в живых, не смог причинить ребенку боль. Просто сказал, что папа передавал ей огромный привет:

– Он тебя очень любит. Но ему обязательно надо уехать и, может быть, даже надолго.

– Я понимаю, – вздохнула Ира. – Если его ищут, ему надо прятаться.

– Еще он передал, что будет все время о тебе думать.

– Я тоже. Тоже буду думать о нем.

– А теперь надо ехать к маме.

Слепой не хотел спешить и сразу сообщать бывшей жене о смерти Серьги. Надо увидеть, что она за человек. Сумеет ли держать язык за зубами или же через день-другой проговорится.

Женщина обрадовалась дочке, кинулась со слезами ее обнимать. Но Глеба приняла очень сухо.

– Знаю, кто вас послал. Мой бывший. Выкрал ее, чтобы мне лишний раз досадить. Понятия не имел, как это трудно – ежедневная ответственность за ребенка. Теперь ему, конечно, надоели хлопоты. Вот и решил сплавить обратно. Сам побоялся попадаться мне на глаза – отправил девочку с кем попало.

Человек в темных очках кивнул и стал прощаться.

* * *

Потапчук не звонил, а у Глеба не было привычки самому напрашиваться на прием. Он и не спешил к генералу, желая сперва распутать клубок собственных мыслей. После возвращения из Праги он чувствовал, что близок к разгадке, но затея с катером помешала прийти к окончательному выводу.

Катер был не средством выявить пражского предателя, а целью. «Апсны» следовало захватить и уничтожить вместе с перевозимым грузом, но в захвате не должен был участвовать ведомственный спецназ. Почему?

Чем мог Глеб помешать неизвестному фээсбэшнику, который на сочинской улице потребовал не путаться под ногами? Что означала реплика Федора Филипповича о левой ноге, не ведающей, чем занята правая рука?

– Не помню, когда еще ты столько молчал, – удивилась жена.

«А когда еще дело так заканчивалось?» – подумал про себя Сиверов.

– Готовлюсь к отчету, – объяснил он.

– Смотри, мозги вкрутую сварятся.

И все-таки Глеб думал, не переставая. Только одна версия объясняла большинство неувязок с катером. Оружие переправлялось в Сухуми с ведома ФСБ, незнакомец на сочинской улице был одним из сотрудников, ответственных за отправку.

Одновременно на Лубянке имелось и другое мнение: отправка оружия нецелесообразна и опасна. В Абхазии раскол, вражда – оружие призвано усилить позиции пророссийской группировки, помочь ей прийти к власти. Но как проследить маршрут доставки, если он поведет с побережья в горы?

В горах своя особая жизнь, свои правила дружбы и вражды. Очевидно, генерал Потапчук представлял тех, для кого не так важна была ставка в абхазских «танцах с волками». Больше всего эти люди с Лубянки хотели исключить возможность перепродажи или щедрой поставки в Чечню.

Своих в Абхазии, конечно, нужно поддержать, но нельзя забывать, что Шамиль Басаев благополучно провоевал здесь несколько лет по «комсомольской путевке» из Москвы. Братство горцев по оружию – вещь серьезная.

Возможно, высшее начальство Лубянки было поглощено другими сложными и срочными вопросами. Двум отделам не дали возможности разрешить разногласия за длинным столом кабинета с президентским портретом на стене.

Только обывателям кажется, что все решения в огромном ведомстве принимаются централизованно. На самом деле каждый отдел разрабатывает свое направление, имея определенную свободу. И отвечает