рыданий моих сестер, громче холодного темного моря, бушующего подо мной. Оглядываясь назад, я гадаю, спровоцировал ли страх такую выработку адреналина, что мое сердце забилось снова.

Как раз когда они отпустили меня, я открыла глаза.

Я снова летела, и я улыбнулась Роуз, Лили и Конору. Потому что я была жива, поэтому все должно быть хорошо. Но они не улыбнулись, увидев мои открытые глаза. Они с ужасом уставились на меня, когда я исчезла за обрывом и полетела вниз, вниз, вниз, в ледяное черное море.

Сорок восемь

31-е октября 06:40 – отлив

Все, кого вы знаете, одновременно хорошие и плохие, такова человеческая натура.

Так говорила бабушка и, думаю, она была права.

– Ты в порядке? – спрашивает Трикси. – Я вижу, ты затерялась в мыслях, которые хотела бы забыть. Но теперь все будет хорошо, вот увидишь.

Я не знаю, как на это ответить, но я не в порядке. Собственные воспоминания дурачили меня множество раз, но я никогда не чувствовала, что настолько утратила себя. Я словно только что пересмотрела сцену из своего прошлого, развернувшуюся на новом фоне. Она была не на своем месте, будто оставленная кем-то, чтобы воспоминание казалось неправильным. Я так сильно старалась обменять его, отдать, я не хочу вспоминать, что на самом деле случилось той ночью. Но опять же, вымысел всегда казался мне привлекательнее фактов.

– Они меня убили. Роуз, Лили и Конор меня убили, – шепотом говорю я.

– Да. У нас был этот разговор уже много, много раз. Но по каким-то непонятным причинам ты всегда забываешь, – говорит Трикси.

После каждой трагедии есть сюрреалистичные моменты, когда забываешь, что случилось. Мозг часто пытается удалить файлы, которые не может обработать. Когда вспоминаешь, ты будто заново переживаешь событие, причинившее тебе так много горя. И мне кажется, что я падаю. Но я никогда не забываю по-настоящему, я просто выбираю не помнить.

– Если я умерла той ночью, почему я все еще здесь? Как ты меня слышишь и видишь?

– Я не эксперт по загробной жизни, но я полагаю, дело в этом.

Я поднимаю глаза и вижу, что Трикси расстегнула пару верхних пуговиц блузки. Я смотрю на розовый шрам в середине ее грудной клетки, почти идентичный моему.

– Я тоже родилась со сломанным сердцем, – говорит Трикси со слезами на глазах. – Они считают, что это может передаваться по наследству. Но я узнала только в десять лет. В тот момент я была в школе. Миссис Милтон, моя кошмарная учительница физкультуры, заставила нас бежать кросс в очень жаркий день. Вокруг футбольного поля и через лес. После первого круга я сказала, что плохо себя чувствую. Я попыталась сказать, что у меня болит в груди и что я не могу дышать. Но миссис Милтон видела только то, что хотела видеть, и слышала то, что хотела слышать. Она заставила меня продолжать, даже когда я сказала, что мне кажется, будто со мной что-то не так. Я не хотела всех подвести, поэтому я побежала дальше. Я упала под огромным дубом и другие девочки нашли меня только через несколько минут. Они подумали, что я упала в обморок из-за жары, но затем у меня остановилось сердце. Потом я очнулась в больнице два дня спустя со шрамом на груди и увидела тебя, сидящей на моей кровати и присматривавшей за мной. Я умерла в тот день в лесу. Я была мертва всего пару минут до прибытия «скорой», но я думаю, поэтому я увидела тебя впервые. Я видела и слышала тебя с того самого дня.

Я словно падаю, опять и опять, и никто никогда меня не поймает.

– Кто-то еще меня видит? – спрашиваю я.

– Нет. Кроме Поппинс! Она тебя тоже видит и слышит. Могу поспорить, она вчера выбежала тебе навстречу, когда ты появилась в Сиглассе! Люди видят тебя перед смертью. Как пациенты дома престарелых, куда ты наведываешься – я знаю, как тебе нравится их утешать в последние моменты – но были и другие случаи. Однажды ты посетила больницу и поговорила с маленькой девочкой, попавшей в аварию. Ее родители умерли на месте, но ты оставалась с ней, пока не настало время ей… уходить. Но смерти детей слишком сильно тебя расстраивали, может, поэтому ты сейчас навещаешь только пожилых. Мы обе знаем, что Роуз видела тебя недолго перед тем как… ушла. – На лице Трикси селится что-то похожее на сожаление. – Когда я начала тебя видеть, я рассказала маме, и она очень разозлилась. Она мне не поверила и сказала, что не хочет слышать твое имя от меня снова. Поэтому она вчера перевернула доску для Скрэббла, потому что я сказала, что играю с тобой. Иногда, если она слышала, что я разговариваю с тобой, я притворялась, что ты просто мой воображаемый друг. Это ей было больше по душе, чем мысль, что я говорю с ее мертвой сестрой. Которую она сбросила со скалы.

Я знаю, что она говорит правду. Все разы, когда родственники игнорировали меня в эти выходные, были потому, что они меня не слышали. Никто не обнял меня, когда все прибыли, потому что они меня не видели. Моя семья относилась ко мне как к призраку, потому что так и есть. Осознание охватывает меня как одна из волн, которые я слышу снаружи Сигласса, разбиваясь вокруг меня, накрывая и снося меня. Отчетливость этого момента нельзя игнорировать или забыть. Я верю в это, но я все еще не могу до конца принять случившееся тогда или сейчас.

– Но почему ты их убила? Я не понимаю, зачем тебе делать что-то настолько ужасное? Ты плакала всю ночь, будто боялась не меньше нашего!

– Я боялась и да, плакала. То, что я сегодня сделала действительно ужасно, так что конечно я расстроена. Я не чудовище. – Трикси смотрит в пол. – Я не хотела пугать тебя. Я правда думала, что ты все поймешь, увидев надписи на кассетах: ПОСМОТРИТЕ МЕНЯ, УСЛЫШЬТЕ МЕНЯ, ЗАМЕТЬТЕ МЕНЯ, УВИДЬТЕ МЕНЯ. После смерти ты хотела, чтобы твоя семья это сделала. Но даже до нее, они не видели тебя по-настоящему. А мы с тобой всегда играли в Скрэббл, поэтому я надеялась, ты поймешь, что это я. Попробуй слишком сильно не расстраиваться из-за этого, тетушка Дейзи. Некоторые люди являются призраками еще до смерти.

Я смотрю на нее и снова замечаю открытый чемодан на кровати. В нем некоторые вещи, которых я не замечала раньше: рулон красной ленты, буквы из Скрэббла