же пистолета. Я не подозревала, что она возьмет его с собой в эти выходные. Это изменило наши планы и мы импровизировали…

– Роуз ничего плохого не сделала, она была хорошим человеком, – перебиваю я. – Она помогала животным и я не понимаю как или почему…

– Дейзи что-то сказала? – спрашивает бабушка у Трикси, хмуро глядящей на меня.

Трикси кивает: – Она думает, что тетушка Роуз не заслужила смерти. Роуз пристрелила пони по дороге сюда. Роуз нравилось помогать людям и животным, только когда это было легко. Роуз совершала добрые поступки только чтобы почувствовать себя менее плохой. Роуз позволила Лили с Конором сбросить тебя со скалы. Она стала свидетелем чего-то по-настоящему ужасного и ничего не предприняла, чтобы это остановить. Она солгала об этом. Это делает ее такой же плохой, как остальные.

Бабушка согласно кивает: – В каком-то смысле их убило то, что они любили больше всего на свете:

Фрэнка убило желание быть наедине со своей музыкой.

Нэнси убили ее драгоценные растения.

Роуз убил предмет, связанный с работой, которая всегда была у нее на первом месте.

Лили прикончила вонь самодовольства, в которой она всегда купалась.

А Конор удавился собственными словами. Быть журналистом это привилегия. Они должны рассказывать только правдивые истории.

– Вы представляете, насколько безумно вы звучите? – говорю я, но Трикси не отвечает, а бабушка меня не слышит. – Я столько всего еще не понимаю. В полночь, когда начался этот кошмар, Трикси нашла тебя на кухонном полу. Роуз осмотрела тебя и сказала, что ты мертва. Травма головы… я видела кровь… рана до сих пор выглядит серьезной…

Трикси передает мои слова бабушке, и та кивает.

– Кровь и мозги были от Эми и Ады… – Мне приходится задуматься на мгновение, но потом я осознаю, что она говорит о своих курах. Куры, которых мы ели на ужин прошлым вечером. – Они умерли естественной смертью на этой неделе, будто хотели помочь мне с планом, но я признаюсь, что ощипывать их и делать декорации из их останков было ужасно сложно. Я купила латексную рану в магазине приколов в городе, она снимается, видишь? – говорит она, снимая ее с улыбкой. – А серая кожа – просто макияж. У меня всегда был слабый пульс и это не первый раз, когда Роуз ошибочно решила, что кто-то из родственников умер. Хотя в ее оправдание, я практиковала очень медленное дыхание во время медитаций – я училась у лучших в монастыре Бутана – я могу так медленно дышать, что твоей сестре показалось, что я не дышу совсем. Люди склонны верить в желаемое, поэтому, может, все хотели поверить в мою смерть.

– Но я не понимаю, почему, – говорю я. – Зачем все это делать, и зачем в такой манере?

– Она снова спросила, почему? – говорит бабушка, а Трикси кивает.

Бабушка отпивает еще чая, словно очень сосредоточенно обдумывая ответ.

– Я сделала, что сделала, так, как сделала, потому что я хотела, чтобы они ощутили такой же страх, как ты в ту ночь. И, если совсем откровенно, потому что я хотела гордиться тем, что оставлю после себя. Я горжусь вами с Трикси. Я горжусь своими книгами. Но я не гордилась ими. Не разобраться с ними перед смертью… было бы эгоистично и безответственно, как бросить мусор на пляже. Если тот глупый хиромант из Лендс-Энд прав, я умру в восемьдесят. Сегодня мой восьмидесятый день рождения… поэтому у меня не оставалось много времени, чтобы все исправить. – Она досыпает сахар в чай, чего я раньше никогда за ней не замечала, и снова отпивает. – Я не понимаю, почему ты все еще здесь, Дейзи. Почему ты не… перешла на другой уровень. После твоей смерти я не могла спать. Иногда казалось, что я не могу дышать, мне сложно было рисовать и писать. Скорбь может изменить человека до неузнаваемости. С тех пор я не опубликовала ни одной книги. Я думала, мой агент совсем разочаровался во мне, но он все равно навестил меня вчера, чтобы поздравить с днем рождения. Мы поговорили о тебе. Думаю, он знал, что ты всегда была моей любимой внучкой.

– Я все задавалась одним и тем же вопросом, когда тебя вырвали из моей жизни. Куда девается любовь, когда человек умирает? Его последний вздох растворяется в атмосфере, тело оказывается в земле, но куда девается любовь? Если любовь существует, она должна куда-то деваться. И, может, поэтому ты все еще здесь, потому что любовь застряла? Я хотела тебя освободить… и надеялась, что если все исправлю, то ты не будешь привязана к этому миру. Но ты все еще здесь. Мне так хотелось бы увидеть тебя, как Трикси. Поэтому вчера я попросила Конора сделать семейный снимок, надеясь, что снова смогу увидеть твое лицо.

Я подхожу к холодильнику, где прикреплен полароидный снимок. Там есть все: отец, Нэнси, Роуз, Лили и бабушка. Но на моем месте только пустой стул. Бабушка продолжает говорить, а я пытаюсь ничего не упустить.

– Вчера мой агент сказал, что в ночь твоей смерти ты сказала ему, что хочешь рассказать свою историю. Помнишь? Он сказал, ты хотела написать книгу о настоящей Дейзи Даркер и спросила, прочтет ли он ее. Думаю, тебе нужно это сделать. – Она оглядывает комнату, словно дожидаясь ответа. – Она что-нибудь сказала?

Трикси качает головой.

Бабушка осушает свою чашку, а потом смотрит прямо на меня, словно может меня видеть.

– Дейзи?

– Бабуля?

– О боже! Моя дорогая девочка, взгляни на себя! Ты ничуть не изменилась, все те же косички и джинсовое платье-комбинезон. О, как же я по тебе скучала!

– Ты меня видишь? – шепчу я, гадая, как и почему.

– Да! – бабушка начинает рыдать. – Я тебя вижу и слышу, и это доказывает, что я не зря все это сделала, потому что ты здесь и теперь я могу попрощаться. На этот раз по-настоящему. – Она ставит чашку дрожащими руками. – Я поняла, что последняя книга, которую я хотела написать, о дисфункциональной семье, похожей на нашу, это не моя история. Она твоя. Ты должна написать свою историю, это все решит.

– Я не могу написать книгу…

– Можешь и должна. Я верю, что если ты расскажешь свою историю, правду о случившемся, ты освободишься. Я хотела бы помочь, но хиромант в Лендс-Энд был прав.

– Я не понимаю…

– Твоя мать всегда была единственной, кто пил чай с сахаром; яд, которым я убила ее, был в сахарнице. На мне, кажется, он сработал достаточно быстро. Мне просто нужно было увидеть тебя снова, и я знала, что